— Всегда! У Сартра есть одно справедливое за­мечание: «Неважно, что сделали из тебя, важно, что ты сделал с тем, что из тебя сделали». И это правильно, потому что взрослые так или иначе вечно пытаются руководить нами, но они не за­мечают, что мы взрослеем и берем руль в свои руки! И начинаем сами управлять своей жизнью!

— Именно так! С сегодняшнего дня, я сам уп­равляю своей жизнью! Это случилось поздно, но это случилось, — жесты Лукаса и его тон очень напоминали Диогу.

Лобату удивился, но вновь увлекся содержи­мым своего бокала.

Глава 35

Амим увидел Эдвалду с настоящей невестой и побежал домой.

— Я проведу эту ночь с женихом! Рабыня На­зира снимет свои оковы! — орала Назира, но брат загораживал ей путь к выходу.

— Только через мой труп! — кричал Мохаммед, широко расставив руки.

— Через твой труп, согласна! — Назира начала «бодаться», как бык, и бить брата головой в жи­вот.

— А Эдвалду пришел праздновать Новый год с невестой! — закричал вбежавший Амим.

Назира тотчас грохнулась в обморок, а Латиф-фа была на грани истерики. Все ее мечты рух­нули...

В двенадцать все начали загадывать самые за­ветные желания. Деуза попросила, чтобы Лео вер­нулся. Иветти и Лауринда хотели счастья в люб­ви. Шанди думал о. Мел, Леонидас — о Лукасе...  А вот в Марокко, в доме дядюшки Али, все, как обычно, слушали его занудные истории. Он рассказывал про Новый год, который празднуют на Западе, и объяснял, что христиане ведут лето­исчисление от рождества Христова. А мусульма­не считают месяцы, дни и годы по лунному цик­лу, поэтому во всех месяцах по двадцать девять или тридцать дней.

 Но Жади не слишком интересно было слушать дядюшку. Она ходила в тени гостиной и думала о своем. Состояние отрешенности на этом праздни­ке жизни было уже привычным для Жади.

Наконец, Али выпустил на сцену танцовщицу. Это была Кадижа, В эту ночь все собрались че­ствовать ее.

Лукас в такой же отрешенности ходил по гости­ничному номеру. «Полночь, наступил 2002 год», — сказал он себе.

«Еще один год прошел, где сейчас Лукас?» — спросила себя Жади...

Утром она вышла из дома с Кадижей, на ее лице светилась улыбка, которая не предвещала ничего хорошего.

— Мы идем на рынок, — сказала она Зорайде.

— Я сейчас не могу, только после обеда, — от­ветила служанка, которая была призвана охранять Жади от Лукаса.

— Я не одна, — Жади ушла, держа дочку за руку, а Зорайде проводила их недоверчивым взглядом.

Жади гуляла по базару. Лукас посмотрел на Жади, и она ему улыбнулась.

— Мама, а кто этот мужчина? — спросила Ка­дижа. — Он все время смотрит на нас.

— Не знаю, наверное, какой-нибудь турист, — Жади поспешно увела дочку к платкам, а потом показала ей золото.

Девочка зависла у лавки.

Жади снова посмотрела на Лукаса и улыбну­лась ему. Он подошел к ней и встал у нее за спи­ной, она закрыла глаза.

— Жду тебя в развалинах, — тихо шепнул он и ушел.

Жади засветилась от счастья.

Леонидас рассказал Далве, что Лобату беседо­вал в Фесе с Лукасом, но тот непримирим.

— Ну, что случилось с нашим мальчиком?! Он был таким мягким, добрым, эта женщина просто дьявол! — нянька постучала по столу. — Как толь­ко она появляется рядом с Лукасом, он становит­ся другим.

Леонидас согласно кивнул, но оба забыли одну немаловажную деталь: Лукас давно уже не был «мальчиком» и собирался заявить об этом.

— Дай время Лукасу, и ваша проблема рассо­сется. Все забудется, как было не раз, — с улыб­кой сказал Леонидас невестке.

— Время? Да я всю жизнь только этим и зани­маюсь: жду, пока Лукас подумает, пока Лукас ре­шит, пока Лукас повзрослеет... Я сильно повзрос­лела с тех пор, как пришла в этот дом, и больше не питаю иллюзий по поводу нашего брака.

Маиза попрощалась. Далва остановила ее на выходе, сказав, что Леонидас любит ее.

— Он любит свои контракты! — отрезала Ма­иза.

— Мы все любили тебя... — растерянно про­бормотала служанка.

— Вы любили меня для того, чтобы я не заб­рала Мел, — и Маиза ушла.

 — Что ты будешь делать, Маиза? Что тебе под­сказывает сердце? — спросила Лидиани подругу.

— Если я послушаюсь своего сердца, то брошу все и пошлю Лукаса как можно дальше. Буду жить своей жизнью, встречаться с другими муж­чинами...

— Так ты разведешься?

— Знаешь, что меня останавливает? Если я раз­ведусь, то потеряю гораздо больше, чем теряю сейчас! Подумай: я разведусь, буду получать али­менты, но какой бы ни была сумма, мне придет­ся сократить свои расходы. Быть независимой, быть свободной, об этом хорошо говорить, но что это даст мне? Я ничего не умею, я не училась, не делала карьеры, я только умею быть женой бога­того мужчины. И будем смотреть правде в глаза, мне не восемнадцать.

— Меня так угнетает, когда семьи распадают­ся, — вздохнула Лидиани.

— И я подумала... Я заплатила за все, что имею сейчас: деньги, финансовое положение, а он? Он ничего не заплатил, — с обидой продолжала Ма­иза. — И уйти вот так, освободив им дорогу? Именно этого они и добиваются.

— А Саид? Ты же намекнула ему... Почему он сидит и ничего не делает? — спросила Лидиани.

Подруга пожала плечами.

Но Саид Рашид не мог сидеть, сложа руки. Он позвонил в Фес, желая узнать, не поселился ли в какой-нибудь из тамошних гостиниц Лукас Феррас.

Жади пришла домой задумчивая и взволнован­ная. «Жду тебя в развалинах», — вспоминала она слова Лукаса, когда сидела у зеркала. Проница­тельная Зорайде сразу заметила неладное.

— Ты какая-то странная, — сказала она.

— Нет, все в порядке. Просто устала... Устала жить так, как будто я прячусь, как будто не хочу видеть Лукаса... Не иметь возможности никуда выйти одной! Я чувствую себя заключенной, — она смотрела на служанку с вызовом, будто та была виновата во всех ее бедах. -

— Но ты только что ходила, гуляла...

 — Ты не понимаешь, — сказала Жади много­значительно и ушла.

— Я не уеду отсюда, не увидевшись с ней. По­смотрим, что мы с ней вместе должны сделать, чтобы больше никогда не расставаться, — говорил Лукас Лобату, сидя в одном марокканских кафе.

— А ты не можешь подождать, пока мы не подпишем этот контракт?

— Не могу! Каждый раз, когда мы уступали времени, оно разлучало нас друг с другом... Если ты кого-то любишь, не уступай, не поддавайся на уловки времени.