Громила | Страница: 62

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

кто лишь безостановочно икал пытаясь засмеяться и задыхался в рыданьях за перегородкой в турецкой бане когда светловолосый и обнажённый ангел приходил чтобы пронзить его мечом,

кто потерял своих любовников у трёх дряхлых мегер судьбы одноглазая мегера гетеросексуального доллара одноглазая мегера что мерцает во тьме утробы одноглазая мегера что лишь протирает задницу обрезая золотую нить сознания на галлюциногенном ткацком станке,

кто совокуплялся исступленно и жадно с бутылкой пива любовником пачкой сигарет свечой и валился с кровати, продолжал на полу и дальше по комнате ослабев замирал у стены с видением Великой Пизды кончая ускользающим сознанием,

кто наполнял благоуханьем объятья миллионов девушек дрожащих на закате, и просыпался с красными глазами готовый усладить мгновение рассвета, сверкающие ягодицы под амбаром обнажённую в озере,

кто прошёл разврат в Колорадо в мириадах угнанных ночью машин, Н.К., тайный герой этих стихов, человек-член и денверский Адонис в восхищённых воспоминаниях бесчисленных девчонок ложившихся с ним на пустых стоянках и задних дворах закусочных, шатких рядах кинотеатров, на вершинах гор в пещерах или задранных юбок суровых официанток в знакомых придорожных кафе конечно же солипсизмов туалетов тайных заправок, и аллей родного города,

кто медленно исчезал в бесконечно мерзких фильмах, переносился в мечты, внезапно очнувшись на Манхэттене, выползал из подвала с похмельем от бессердечного Токайского и ужасов непробудных снов Третьей авеню и спотыкался о пороги бирж труда,

кто брёл всю ночь в ботинках полных крови по заснеженным докам ожидая открытия дверей в Ист-Ривер ведущих в комнаты полные жестокой жары и опиума,

кто создавал великие драмы суицида в квартирах в кренящихся небоскрёбах Гудзона в голубом свете военных прожекторов луны и кто будет коронован забвением,

кто ел баранье жаркое воображения и переваривал краба у илистого устья рек в Бауэри,

кто плакал над любовными приключениями улиц с тележками полными слёз и плохой музыки,

кто сидел в гробу под мостом пытаясь дышать в темноте, поднимаясь чтобы поставить клавесин в голубятне,

кто заходился в кашле на шестом этаже в Гарлеме оглушён страстью под чахоточным небом окружён апельсиновыми клетями богословия,

кто всю ночь марал бумагу трясся и вертелся над божественными заговорами которые наутро оказывались стансами безумию,

кто варил борщ и тортильи из гниющих зверей лёгких сердец лап хвостов мечтая о царстве чистого вегетарианства,

кто кидался под грузовики с мясом в поисках колёс,

кто бросал часы с крыш отдавая свой голос за Вечность вне времени, и каждый день будильники падали им на головы ещё десять лет,

кто трижды резал вены последовательно безуспешно, сдавались и были вынуждены открыть антикварные магазинчики где думал что стареет и плакал,

кто заживо сгорел в невинных фланелевых пижамах на Мэдисон Авеню среди разрывов свинцовых строк и нестройной дроби каблуков солдат моды и нитроглицериновых воплей рекламных фей и горчичного газа зловещих интеллигентных редакторов, или был раздавлен пьяными таксистами Абсолютной Реальности,

кто прыгнул с Бруклинского моста и это действительно было и ушёл не узнанный и всеми забытый в призрачное оцепенение ресторанных аллей Чайнатауна и пожарные машины, без халявного пива,

кто пел в окнах от безысходности, выпав из окна метро, прыгнул в презренный Пассаик, набрасывался на негров, крича на улицах, танцуя босиком на битых винных бокалах разбивая пластинки с ностальгическим немецким джазом Европы тридцатых хлестал виски блевал в туалетах тяжело дыша, стоны и грохот огромных паровых гудков ушах,

кто нёсся по дорогам прошлого странствуя друг к другу хотрод Голгофа видение тюремного одиночества или инкарнации джаза в Бирмингеме,

кто проносился сквозь страну за семьдесят два часа чтобы узнать было ли у меня у тебя у него видение чтобы познать Вечность,

кто приехал в Денвер, умер в Денвере, вернулся в Денвер в тщетном ожидании, кто затаился и размышлял в одиночестве в Денвере и наконец уехал чтобы догнать Время, и теперь Денвер одинок без своего героя,

кто падал на колени в безбожных храмах молясь за спасение друг друга за свет и груди, пока душа на мгновение не вспыхивала в волосах,

кто без приглашения врывался в тюрьму своего разума ожидая невероятных златоглавых преступников с шармом реальности в сердце которые пели сладкий блюз Алькатрасу,

кто возносился в Мексику чтобы привить привычку, или в Скалистые горы оказать уважение Будде в Танжер к мальчикам в Сазерн Пасифик к чёрному локомотиву, в Гарвард к Нарциссу в Вудлоун к гирлянде маргариток или могиле,

кто нуждался в приговоре здравого ума обвиняя радио в гипнотизме оставлен со своим безумием руками и повесившимися присяжными,

кто кидался картофельным салатом на лекциях по дадаизму а потом оказывался на гранитных ступенях сумасшедшего дома с бритыми головами бурлескными речами о самоубийстве, настаивая на немедленной лоботомии,

и кому давали взамен каменную пустоту инсулина метразола электричества гидротерапии психотерапии трудотерапии пинг-понга и амнезии,

кто всерьёз протестуя перевернул лишь один символичный стол для пинг-понга, заканчивая выступление краткой кататонией,

кто годы спустя вернулся весь лысый только кровавый парик, слёзы и полицейские ищейки, к страшному приговору сумасшедшим в тюрьмах бешеных городов Востока,

зловонные залы штата Пилигримов Рокленда Грейстоуна, пререкания с отзвуками души, колеблясь и гремя на скамьях полуночного одиночества в каменных королевствах любви, сны о жизни становятся кошмарами, тела обращены в камни огромные как луна,

с навсегда за***нной матерью, последней волшебной книгой выброшенной из окна обители, и последней дверью закрытой в четыре утра, и последним телефоном брошенным в стену в ответ, и последней меблированной комнатой душевно опустошённой, жёлтая бумажная роза накрученная на проволоку виселицы в клозете, да и то в мечтах, ничего кроме бессмысленной частички галлюцинации — о, Карл, я беспокоюсь когда ты в опасности, и теперь ты в самом деле в животной похлёбке времён,

и кто бежал по ледяным улицам преследуем внезапным алхимическим озарением о применении эллипса каталога переменной степени и самолётной вибрации,

кто грезил совершал телесные прорывы во времени и пространстве сопоставлением образов, и загнал архангела души в угол между 2 визуальными образами и соединил простые глаголы и существительные и энергию сознания скача с ощущением Pater Omnipotens Aeterna Deus,

чтобы воссоздать синтаксис и размер жалкой людской прозы и встать перед тобой бессловесным жалостливо дрожащим, отвергнутым но признающим душу подчиняющимся ритму разума в нагом и бессчётном стаде,

безумные бродяги и ангелы битники во времени, безвестные, но оставляющие слова что могут быть сказаны после их смерти,