Во второй части книги «Все, что говорит Мэри, — неправда» Элли Отверженная пишет о вечности: «Возможно, Мэри и изобрела понятие “отблески жизни”, но это не значит, что она хоть сколько-нибудь разбирается в душах тех, о ком пытается заботиться. Может, есть какая-то причина того, что мы здесь, но, возможно, ее и нет. Очень может быть, что все мы здесь по чистой случайности, хотя, возможно, есть какой-то план, разработанный силами, постичь логику которых нам, простым смертным, просто невозможно. Я лишь могу указать на то, что исходящее от нас сияние не угасает со временем. В этом есть какой-то непостижимый смысл. Мне кажется, мы должны задавать себе подобные вопросы и искать ответы на них, а не катиться покорно по накатанной колее».
Ник продолжал висеть вверх ногами в колокольной камере, размышляя о своем отношении к жизни, и окончательно уверился в том, что пришла пора сбросить все оковы. Слишком долго я был послушным орудием в чужих руках, думал он. Будучи живым, Ник считал, что следует прислушиваться к мнениям друзей и придерживаться существующих тенденций. Он никогда не решался пойти наперекор всему и сделать что-то в точности так, как ему хотелось. Когда он попал в Страну, рядом оказалась Элли, и Ник последовал за ней, потому что она обладала пробивной силой. Она была человеком действия, умела выбирать цели и составлять планы. Но планы не всегда верны, думал Ник. Пока он сидел в бочке, его взгляд на вещи претерпел кардинальные изменения. Находясь в заточении, он был не в силах что-нибудь предпринять, и ему приходилось лишь покорно ожидать освобождения, которое могло прийти только со стороны. Ничего более неприятного, чем ощущение собственного безволия и одиночества, Нику переживать не приходилось. Не владеть своей судьбой — что может быть хуже? Прошло совсем мало времени, и вот в какое положение я вновь попал, рассуждал Ник, вишу, как кусок говядины, подвешенный к потолку, и жду, пока кто-нибудь придет мне на помощь.
Многие из тех, кто висел рядом с Ником, дошли до состояния безусловного принятия случившегося с ними. Лиф, находящийся во власти странного шока, напоминавшего посттравматический синдром, был для Ника примером того, что может произойти с ним самим. Он мог, так же как Лиф, однажды оставить все надежды и превратиться в пассивное существо, безропотный овощ, уныло висящий вне пространства и времени и готовый к любому повороту призрачной судьбы. Эти мысли пугали Ника, он постоянно находился начеку и постепенно понял, что единственный способ положить конец тревожному ожиданию — действовать.
— Я найду способ отсюда выбраться, — говорил он соседям, когда у них было настроение слушать.
— Ой, да заткнись ты, — проворчал бойскаут. — Это никому не интересно.
Кое-кто из висящих рядом лениво согласился со своим лидером.
— Вечно вы, новички, жалуетесь все, жалуетесь… — сказал кто-то из висевших в середине отсека.
Вероятно, голос принадлежал мальчику, подвешенному за ноги так давно, что в его душе угасла последняя надежда.
— Да я не жалуюсь, — заявил Ник, внезапно почувствовавший, что действительно не испытывает желания бесцельно ныть. — Я собираюсь что-нибудь сделать для своего спасения.
Сказав это, он согнул спину и принялся размахивать руками, чтобы раскачать себя, как маятник.
Лиф смотрел на него и безоблачно улыбался.
— Ой, как здорово, — сказал он, присоединяясь к Нику.
Вскоре им удалось достаточно сильно раскачаться. При каждом взмахе «маятника» они бились о соседей, которые были очень недовольны, так как толчки выводили их из приятного забытья.
Стали раздаваться негодующие возгласы и требования прекратить суматоху. Стены отсека отражали крики и визг детей, стало шумно. Но Ник не желал ничего слышать.
Он не мог долететь до двери — не хватало длины веревки, а если бы даже мог, она была заперта на замок, так что смысла в этом особого не было. Кроме того, ему мешали висевшие повсюду дети: их тела не позволяли раскачаться достаточно сильно. Ник случайно зацепился за локти Лифа, когда тот пролетал мимо, и они закружились, словно в танце, их веревки переплелись. Постепенно они оказались прижатыми друг к другу, как партнеры в страстном танго.
Бойскаут засмеялся.
— Отличный способ выбраться! — сказал он. — Теперь так и будете висеть!
Веревки так плотно переплелись, что распутать их было невозможно, но зато Лиф и Ник оказались теперь ближе к потолку, чем раньше. Ближе к потолку…
В голове Ника сверкнула шальная мысль. Она была такая удачная и удивительно здравая, что соскочила с его испачканных шоколадом губ прежде, чем он сам успел понять, о чем она.
— Макраме, — сказал он.
— В смысле? — не понял Лиф.
Однажды, давным-давно, когда Ник пришел из школы домой, слишком усталый, чтобы заняться чем-нибудь полезным, бабушка дала ему бечевку и научила плести узоры. Этот вид плетения, макраме, Ник и вспомнил. Тогда он сделал кашпо для цветочного горшка, в котором в гостиной, наверное, до сих пор висит горшок с большим паучником.
— Лиф! — воскликнул он. — Закрутись вокруг меня еще сильнее.
Не дожидаясь, пока приятель ответит, Ник схватил его и начал закручивать вокруг себя, снова и снова, пока сопротивление веревок не выросло до такой степени, что они начали раскручиваться, как будто висели на резинке. Но прежде чем их веревки разъединились, Ник крикнул Лифу: «Делай, как я!»
Он протянул руки и схватил парня, висевшего рядом.
— Эй! — жалобно вскрикнул тот.
Ник проигнорировал его недовольство и сдвинул тело мальчика так, чтобы его веревка сплелась с теми, на которых висели Ник и Лиф. Лиф схватил соседа и сделал то же самое. Окружавшие их дети что-то жалобно бурчали, заметив суматоху. Но то, что задумал Ник, не было беспорядочным барахтаньем — у него явно был какой-то замысел. Соседи поняли: это что-то новое.
— Что это вы там делаете? — спросил висевший под самым потолком бойскаут требовательным голосом.
— Слушайте все! — прервал его Ник. — Хватайте соседей и запутывайте веревки, как у нас. Старайтесь закрутиться как можно сильнее!
— Зачем? — спросил бойскаут.
Ник попытался объяснить свою мысль понятным языком. Парень наверху был бойскаутом, значит, точно должен был знать о том, что пришло Нику в голову.
— Делали когда-нибудь спусковой шнур в лагере? — спросил Ник. — Ну, или, знаешь, когда из лески плетут, такие косички получаются, очень прочные?
— Э-э… да.
— Сначала делаешь пучок из лески, очень длинные куски для него нарезаешь, правильно? Но потом, когда косичка готова, она короткая получается.
— А-а-а… — ответил бойскаут, который, похоже, начал понимать, чего хочет Ник.
— Если мы сплетем все веревки в косичку, то поднимемся высоко над полом, может, даже до решетки достанем…