Алли немного подумала, потом сказала:
— Мы пойдём в одно место, где навалом игр ещё получше, чем эта!
— Не обманывай его, — предупредил Ник, но дело уже было сделано — она привлекла к себе внимание Любистка. Теперь он смотрел на Алли, а не на экран автомата, хотя глаза его оставались по-прежнему стеклянистыми, будто он только что пробудился от глубокого-глубокого сна.
— Игры? Лучше, чем эта?
— Слушай, — сказала Алли. — Ты спас мне жизнь. Теперь моя очередь спасти твою. Не просвисти свою душу дурацкому Пак-Ману.
Пак-Ман на экране автомата был проглочен одним из волосатых монстриков и благополучно скончался.
Игра закончена. Но, как и всё в королевстве Мэри, она не закончилась. Потому что началась заново. Без всякой глупости типа: «Опустите монетку в 25 центов». Любисток обратил было смутно тоскующий взгляд на экран, но Алли коснулась его щеки и повернула голову несчастного игроголика к себе лицом.
— Мы с Ником собираемся научиться всяким полезным вещам. Пойдём с нами! Ну пожалуйста!
Она, фактически, смогла даже уловить момент, когда Любисток ухитрился вытащить себя из зыбучего песка своего сознания.
— Я не спас тебе жизнь, — сказал он. — Для этого было уже поздно. Но я спас тебя от участи куда более ужасной, чем смерть.
Алли пришло в голову, что она только что сделала то же самое для него.
В глубине души Ник сознавал, что поход к Проныре — это предательство по отношению к Мэри. Но Алли права — оттуда он вернётся с умениями, которые оправдают ренегатство. Мэри простит — понимание и всепрощение были неотъемлемой частью её личности. Ником овладело радостное волнение — про такое говорят: «в животе запорхали бабочки», вот только живота у него в точном смысле этого слова не было. Он признал, что ощущение это довольно приятное — как если бы он снова сделался живым человеком.
Скелли объяснил, куда идти. Расстояние было невелико, вот только днём уходить не стоило: Междумир населяли по большей части бессонные создания, так что обязательно найдётся кто-нибудь, кто проследит за каждым их движением. Ребята решили отправиться поздно вечером, когда небо грозило разразиться бурным ливнем — играющая снаружи детвора спрячется под крышу, к тому же уходящих будет трудновато рассмотреть с верхних этажей, их послесвечение приглушат струи дождя. Если им улыбнётся удача, дежурные наблюдатели тоже не заметят их.
Стоя в опускающемся лифте, Ник сказал Алли:
— Интересно, и как это меня угораздило согласиться на такую авантюру? По-моему, мне не мешало бы провериться у психиатра.
— Да что ты, будет весело! — отозвалась Алли. — Правда, Люб?
— Ага… — Судя по интонации, Любисток был не слишком в этом уверен.
Хотя дождь не смог бы даже слегка намочить мрамор площади, молнии и гром в Междумире были столь же настоящими, как и в мире живых. Подождав, когда после яркой вспышки раздался громовой удар, наша троица покинула башню и направилась к центру города, ни разу не оглянувшись назад.
А жаль. Если бы они оглянулись, то у окна второго этажа увидели бы внимательно следящего за ними Вари. Рядом с ним стоял Скелли. Как только Алли, Ник и Любисток скрылись с глаз, Вари протянул Скелли маленькую вишнёвую мармеладку — награду за отлично проделанную работу.
«Никогда даже не упоминайте в разговорах Криминальные Фокусы! — пишет Мэри Хайтауэр в своём памфлете «Зло паранормальничанья». — Не говорите о них, не думайте, а самое главное — не пытайтесь ими овладеть! Стремление влиять на живой мир не приведёт ни к чему, кроме несчастья».
Ни Нику, ни Алли со времени перехода ещё ни разу не доводилось попасть под дождь.
Выражение «промокнуть до костей» в Междумире получает новый смысл, когда обнаруживаешь, что струи дождя на пути к почве проходят прямиком сквозь тебя. Но Любисток «утешил» их:
— Мокрый снег ещё хуже.
Старая консервная фабрика — здание из белого кирпича, в незапамятные времена перешедшее в Междумир — находилась именно там, где и говорил Скелли: на Вашингтон-стрит. Тяжёлая стальная дверь была чуть приоткрыта. Вид зловещего чёрного проёма Нику совсем не понравился.
— И почему у меня такое чувство, что наживём мы здесь неприятностей на свою задницу?
— Потому, — ответила Алли, — что ты признанный специалист по части нытья.
И словно доказывая обратное, Ник первым толкнул дверь. Действительно, хватит хныкать. Неприятности неприятностями, а решение принято, и он будет его неукоснительно придерживаться.
Однако стоило ему ступить за порог, как на него нахлынул чудесный аромат. Воздух, насыщенный запахами жареного мяса и чеснока, бил наотмашь сильнее, чем самый свирепый ураган, так что у Ника едва не подогнулись колени.
Помещение было почти совершенно пусто, взору представали лишь мутные окна, ряд старых бочек, цементный пол да почерневшие балки второго этажа. С укреплённых на потолке мясницких крюков свисало то, что служило источником волшебного аромата: жареные цыплята, индейки, копчёная рыба, целые палки салями…
— Значит, это правда! — восторженно прошептала Алли. — Проныра действительно может стащить из живого мира всё, что его душе угодно!
— Больше никогда не стану сомневаться в тебе, — пообещал Ник.
Всё, что смог сказать Любисток, было ёмкое «Ух ты!»
Их до того захватило невероятное зрелище, что они не сразу заметили маленького Послесвета — тот сидел, скрестив ноги, прямо на цементном полу в самом центре помещения. Он не шевелился и был похож на статую; создавалось впечатление, что он не трогался с места уже много лет. Его свечение, слабо мерцающее на фоне серых стен, слегка отдавало желтизной.
— А я вас ждал, — сказал Проныра.
Ник обнаружил, что его ноги отказываются двигаться вперёд, но в этот момент Алли прошептала ему на ухо:
— Наверняка он говорит то же самое всем, кто сюда приходит.
— Да он же совсем карапуз! — воскликнул Любисток, но Алли шикнула на него.
Трое друзей направились к сидящей фигуре. Освещение оставляло желать лучшего, но по мере приближения они смогли рассмотреть, что хотя Проныра и умер в весьма раннем возрасте, он был очень, очень старым духом. Чисто физически он тянул не больше, чем лет на шесть, однако всё его существо дышало такой древностью, что с тем же успехом он мог оказаться увядшим старым колдуном. Его одежду можно было назвать одеждой с большой с натяжкой — она состояла из звериных шкур, кое-как скреплённых между собой. Наверняка её скропали, чтобы защититься от холода, царящего в последнюю ледниковую эпоху лет этак тысяч двадцать назад.
— Рассказывайте, зачем пришли, — пропищал Проныра. Во рту у него виднелся только один зуб — наверно потому, что молочные зубы он потерял перед самой смертью, и новые вырасти не успели.