— И все же, — возразил он, — думаю, я обязан был заподозрить. Страшно меня нервирует, что этого не произошло.
Я извлек из холодильника свежее пиво, открыл бутылки и поставил их на стол. Хотя снежные хлопья мягко ложились на оконное стекло, а ветер все высвистывал на своей флейте леденящую музыку, холодное пиво было нам всем в радость.
Некоторое время все молчали.
Каждый вел беседу со своими мыслями.
Ворчун фыркнул и передернулся, бляшки на его ошейнике нестройно зазвякали. Затем он снова опустил голову.
Мне подумалось, что пес все это время дремал, но, и отдыхая, был настороже.
Наконец Хортон сказал:
— Вы твердо намерены поближе взглянуть на шахты.
— Да, — ответил я, и Райа сказала:
— Да.
— И отговорить вас от этого ну никак? — продолжал Хортон.
— Нет, — ответила Райа, и я сказал:
— Нет.
— Осторожности вас, молодых, не научить, — сказал он.
Мы согласились с тем, что заражены глупостью молодости.
— Ну что ж, — сказал Хортон. — Полагаю, я бы мог вам немного помочь. Полагаю, что я просто должен, потому что иначе они просто сцапают вас, когда вы будете болтаться возле ограды, и развлекутся с вами.
— Помочь? — переспросил я. — Как?
Он глубоко вздохнул. Ясные темные глаза сделались как будто еще яснее от его решимости.
— Не стоит вам утруждать себя тем, чтобы пытаться заглянуть в ствол шахты или на оборудование — выбросьте это из головы. Все равно, скорее всего, ничего ценного не увидите. Сдается мне, что важные вещи — что бы они там ни прятали — находятся глубоко внутри шахт, под землей.
— Мне тоже так кажется, — согласился я, — но...
Он поднял руку, давая мне понять, чтобы я замолчал, и сказал:
— Я могу показать вам путь, как прошмыгнуть к ним, через всю их охрану, в самую сердцевину действующих шахт «Молнии». Вы сможете своими глазами вблизи увидеть, чем они там занимаются. Правда, порекомендовать вам это — то же, что посоветовать положить руки на циркулярную пилу. Я считаю, что вы слишком храбры для самих себя, слишком захвачены романтикой того, что вам кажется благородным делом, слишком быстро решили, что нет вам жизни, если отступите, слишком ошалели, чтобы принять во внимание эти маленькие моторчики самосохранения, которые стучат внутри вас.
Мы с Райей заговорили одновременно.
И снова он прервал нас, подняв крупную жесткую руку.
— Не поймите меня неправильно. Я восхищаюсь вами. Вроде того, как вы восхищались бы идиотом, решившим преодолеть Ниагарский водопад в бочке. Вы прекрасно знаете, что водопаду он ничего не сделает, в то время как водопад вполне может с ним что-нибудь сотворить, но он идет на это, потому что видит в этом вызов. А это — одна из тех вещей, которые отличают нас от животных: наше стремление принимать вызов, держать пари, даже если ставки настолько велики, что мы просто не сможем тягаться, и даже если мы и побьем эти ставки, толку от того все равно не будет. Это вроде как поднимать к небу кулак и потрясать им, угрожая богу, если он не исправит тут же некоторые ошибки творения и не даст нам лучшей жизни. Глупо, может быть, может, даже бессмысленно, но смело и по-своему на пользу.
Мы допили по второй бутылке пива каждый. Хортон отказался сказать нам, как он проведет нас в угольную компанию «Молния». Он сказал, что будет пустой тратой времени выкладывать все сейчас, поскольку утром ему все равно придется все нам показать. Он сказал только, чтобы мы были готовы пуститься в путь на рассвете, когда он зайдет за нами.
— Послушайте, — сказал я, — мы вовсе не хотим втягивать вас в это дело настолько сильно, чтобы вас засосало вместе с нами.
— Тебя послушать, так ты просто уверен, что вас засосет.
— Ну, если нас вправду засосет, я не хочу быть ответственным за то, что вы попадете в водоворот.
— Не волнуйся, Слим, — ответил он. — Сколько раз вам повторять? Я ношу осторожность, как пиджак.
Без двадцати десять вечера он покинул нас, отклонив несколько раз повторенное предложение подвезти его. Он пришел к нам в дом пешком, чтобы не возникла необходимость прятать машину. Теперь он пешком отправится домой. И он упорно повторял, что ждет не дождется этой «маленькой прогулки».
— Хороша прогулка, — возразил я. — Путь неблизкий, да еще ночью, да в такой холод...
— Ворчун сгорает от нетерпения, — ответил Хортон, — а мне бы не хотелось разочаровывать его.
И в самом деле, пес, как видно, чуть не рвался в холод ночи. Он вскочил и поспешил к двери в тот самый миг, как Хортон поднялся со стула. Он вилял хвостом и ворчал от удовольствия. Возможно, причиной его радостного ожидания был не свежий ночной воздух или прогулка. Возможно, после того, как он целый вечер делил с нами общество своего обожаемого хозяина, он радовался, предвкушая, что больше не будет делить его ни с кем.
Стоя у открытой двери и натягивая перчатки — мы с Райей в это время тесно прижимались друг к другу на холодном ветру, дувшем из-за его спины, — Хортон пристально поглядел на лениво кружащиеся хлопья снега и сказал:
— Небо что твой котел, пытающийся взорваться. Чувствуете, какое давление в воздухе? А когда он взорвется, тут будет настоящий буран, уж это точно. Последний в этом году, последний снег в эту зиму — зато какой!
— Когда? — спросил я.
Он нерешительно помолчал, будто спрашивая свои старые кости, что они думают про погоду.
— Скоро, но не слишком скоро. Снег будет сыпать с перерывами всю ночь, и до утра снег даже на дюйм не поднимется. А потом... потом он придет, сильный буран, где-то до завтрашнего полудня.
Он поблагодарил нас за ужин и за пиво — так, словно у нас был обычный соседский ужин и проведенный вместе вечерок. И вместе с Ворчуном шагнул в предгрозовую тьму. Через несколько секунд он исчез из виду.
Я закрыл дверь, и Райа сказала:
— Старик — это что-то, а?
— Что-то, — согласился я.
Позже, в постели, когда свет уже был потушен, она сказала:
— Знаешь, он сбывается. Тот сон.
— Да.
— Завтра мы идем в шахты.
— Хочешь отменить? — спросил я. — Можем просто вернуться в Джибтаун, домой.
— Ты этого хочешь? — спросила она.
Я поколебался. Затем:
— Нет.
— Я тоже.
— Уверена?
— Уверена. Только... обними меня.
Я обнял ее.
Она обняла меня.
Жребий обнял нас обоих. Мертвой хваткой.
Утром, перед рассветом, снежные хлопья все так же нерешительно падали на землю, а приближающийся буран словно застрял в опускающемся все ниже небе.