— И растворило лицо Уоргла?
— Да, и всосало в себя растворенные ткани.
— О Господи!
— Вот именно.
Брайс побледнел так, что лицо его стало казаться гипсовой маской, на фоне которой ярко выделялись веснушки.
— Тогда понятно, как оно смогло натворить подобное всего за несколько секунд.
Дженни старалась не думать об этом чудовищном костлявом лице.
— Мне кажется, что в организме не осталось крови, — сказала она. — Совсем.
— Что?
— Тело ведь не лежало в луже крови?
— Нет.
— И на форме у него нет пятен крови.
— Да, я обратил на это внимание.
— А они должны быть. Кровь из него должна была бить фонтаном. А ее нет совершенно. Я осмотрела череп. Глазницы должны быть полны крови. А нет ни капли.
Брайс провел рукой по лицу с такой силой, что оно немного порозовело.
— Посмотрите на его шею, — сказала Дженни. — На шейные сосуды.
Он даже не сделал движения в сторону трупа.
— И взгляните на внутренние поверхности рук и на ладони, — продолжала она. — Не видно ни вен, ни сосудов. Нет этих характерных голубоватых линий.
— Кровеносные сосуды сжались?
— Да. Мне кажется, на него высосана вся кровь.
Брайс глубоко вздохнул и проговорил:
— Это я убил его. Я виноват. Надо было не уходить из участка, а подождать, пока прибудет подкрепление — как вы говорили.
— Нет, нет. Вы тогда верно сказали: внутри ничуть не безопаснее, чем на улице.
— Но погиб-то он все-таки на улице.
— Никакое подкрепление ничем бы в этом случае не помогло. Эта проклятая тварь так неожиданно свалилась с неба... черт возьми, ее целая армия не остановила бы. Все случилось слишком внезапно и быстро.
На мгновение в глазах Брайса появилось какое-то беззащитное выражение. Он слишком остро воспринимал выпавшую на его долю ответственность. Он явно будет теперь постоянно винить себя в гибели своего подчиненного.
— Есть и кое-что похуже, — неохотно проговорила она.
— Куда уж хуже.
— Его мозг...
Брайс подождал. Потом спросил:
— А что? Что с его мозгом?
— Исчез.
— Исчез?
— Черепная коробка внутри пустая. Совершенно пустая.
— Откуда вам это известно, если вы не вскрывали...
Она прервала его, протягивая ему фонарь:
— Возьмите и посветите ему в глазницы.
Брайс, однако, не спешил следовать ее совету. Глаза его были теперь не полуприкрыты, а широко и изумленно распахнуты.
Она заметила, что и сама не может ровно удержать фонарь: рука ее сильно дрожала.
Он тоже это увидел. Взяв у нее фонарь, он положил его на столик, рядом с накрытым трупом. Потом осторожно взял ее руки в свои большие и жесткие ладони.
— У него за глазницами ничего нет, — проговорила она, — совершенно ничего, совсем-совсем ничего, ничегошеньки, только задняя часть черепа.
Брайс, стараясь успокоить ее, стал растирать ей руки, словно согревая.
— Одна только сырая, совершенно вычищенная полость, — продолжала она, и голос ее сперва взлетел, а потом надломился. — Эта тварь слизнула ему все лицо, выела глаза с такой скоростью, что он, наверное, и моргнуть не успел, вгрызлась ему в рот, выела с корнем язык, обсосала все десны, о Господи, сожрала его мозг, высосала из тела всю кровь, вот просто взяла и высосала...
— Ну успокойтесь, успокойтесь, — сказал Брайс.
Но слова вылетали из нее непрерывно, словно она не могла, не в силах была остановиться; вылетали одной неразделимой, неразъединимой цепочкой:
— ...проглотила все это не больше чем за десять или двенадцать секунд, что невозможно, черт побери, попросту совершенно невозможно! Она сожрала — вы понимаете? — сожрала огромную массу тканей — один только мозг весит шесть или семь фунтов [9] , — сожрала эту массу за десять или двенадцать секунд!
Она стояла, с трудом переводя дыхание, а он крепко держал ее за руки.
Потом подвел ее к накрытому белым пыльным чехлом дивану, и они уселись рядышком на этот диван.
Остальные не смотрели в их сторону.
Дженни была рада этому. Она вовсе не хотела, чтобы Лиза увидела ее в таком состоянии.
Брайс положил ей руку на плечо и заговорил с ней тихим, успокаивающим голосом.
Постепенно она пришла в себя. Внутреннее смятение ее не прошло и не стало меньше. И страх тоже не исчез. Просто она немного успокоилась.
— Лучше стало? — спросил Брайс.
— Как говорит моя сестра, я совсем расклеилась, да?
— Вовсе нет. Вы что, шутите? У меня даже не хватило смелости взять фонарь и заглянуть в его глазницы, как вы говорили. А у вас хватило духа его внимательно осмотреть.
— Ну что ж, спасибо, что помогли мне снова собраться с силами. Вы хорошо умеете приводить растрепанные нервы в порядок.
— Я? Да я ничего не делал.
— Вам как-то здорово удается ничего не делать.
Они посидели молча, думая о том, о чем ни один из них думать вовсе не хотел.
Потом он проговорил:
— Эта бабочка...
Дженни молчала.
— Откуда она взялась? — закончил он.
— Из ада?
— А другие предположения есть?
Дженни пожала плечами.
— Может быть, из мезозоя? — полушутливо сказала она.
— Это что такое?
— Та эра, когда жили динозавры.
Его глаза зажглись неподдельным интересом.
— А такие бабочки тогда были? — спросил он.
— Не знаю, — честно призналась она.
— Я могу представить ее в то время, порхающей по доисторическим болотам.
— Да. Нападающей на маленьких животных и досаждающей какому-нибудь гигантскому динозавру точно так же, как нам сейчас досаждают ночные мотыльки или комары.
— Но если она из мезозоя, то где же она пряталась последнюю сотню миллионов лет? — спросил он.
Они оба помолчали.
— Может быть... она из какой-нибудь лаборатории по генной инженерии? — предположила Дженни. — Результат экспериментов с перестройкой ДНК?
— А что, они уже продвинулись так далеко? И могут выводить новые виды животных? Я, конечно, знаю только то, о чем читаю в газетах, но мне представлялось, что им до этого работать и работать. Они пока еще возятся только с бактериями.