– Лезбет, – напомнила Мюриель. – Зачем ты убил Лезбет? Она не могла быть королевой.
Его лицо порозовело.
– Неужели ты сама не знаешь?
– Как я могу понять человека, убившего родную сестру?
– Никто не любил Лезбет больше меня, – сообщил Роберт, в голосе которого впервые проявился гнев. – Никто. Но некоторые вещи нельзя простить. Есть обиды, которые невозможно забыть.
– О каких обидах ты говоришь?
– Ты знаешь! – закричал Роберт, вскакивая на ноги. – Все знали! Это было чудовищно.
– Давай сделаем вид, что я ничего не знаю, – сквозь зубы сказала Мюриель.
Роберт посмотрел на нее так, словно это она сошла с ума.
– Ты собираешься делать вид, что ничего не понимаешь?
– Именно, – кивнула Мюриель.
– Лезбет… она не спросила у меня разрешения, когда решила выйти замуж, – прорычал он, с трудом сохраняя видимость спокойствия. – Да, она спросила у Уильяма, но проигнорировала меня.
Последние слова слетели с его губ с такой ненавистью, что Мюриель едва не отшатнулась. Холодок пробежал по ее спине.
– Знаешь, Роберт, ты сошел с ума, – прошептала Мюриель, внезапно напуганная – не столько самим Робертом, сколько тем, что творилось у него в голове.
По его лицу скользнуло странное выражение, а потом он горько улыбнулся.
– А кто бы не сошел? – пробормотал он. – Но хватит об этом. Почему ты отвлекаешь меня этими вопросами? Гвардейцы разбили лагерь за воротами города и отказываются вести со мной переговоры. Почему?
– Возможно, они не признают законности ваших притязаний на трон, милорд.
– Ну, тогда они умрут, что не может радовать, поскольку вместе с ними погибнет немало лендвердов. Знаешь, в результате люди будут относиться к тебе только хуже, а наш народ ослабеет.
– Ты бросишь копейщиков против рыцарей? Довольно жалко.
– Они отказались от своего рыцарства, выступив против короны, – объявил Роберт. – Я не собираюсь дожидаться, пока они поднимут оружие против меня. Я получил донесение, что гвардейцы собирают пехоту.
– И не забывай о Лире, – сказала Мюриель. – Они не станут терпеть твои преступления.
Роберт покачал головой.
– Я уже дал понять послу Ханзы, что не буду возражать, если их корабли выступят против Лира.
– Союз между Кротенией и Лиром свят, ты не посмеешь его разрушить.
– Ты сама его разрушила, когда использовала лирскую гвардию против лендвердов, – возразил Роберт.
– Чушь, – покачала головой Мюриель. Роберт пожал плечами и встал.
– В любом случае, на твоем месте я бы не стал рассчитывать на помощь Лира.
– Но и мы не сможем рассчитывать на их помощь, если Ханза нападет на нас, – холодно произнесла Мюриель. – Мы не можем разорвать союз с Лиром, Роберт, это полнейшее безумие.
– Ты все время повторяешь это слово, – усмехнулся он. – Интересно, понимаешь ли ты его смысл? – Он махнул рукой, словно отбросил прочь все ее слова. – Послушай, ты не можешь мне помешать, Мюриель. Отзови гвардейцев, верни Чарльза. Я займу трон, а ты будешь рядом со мной, и все останутся довольны.
– Неужели ты предлагаешь мне стать женой убийцы моего мужа?
– Да. Ради блага нации. Ты не можешь не согласиться, что это самое изящное решение.
Он скрестил руки на груди и прислонился к стене возле окна.
– Роберт, – промолвила Мюриель, – я испытываю страшное искушение согласиться на твое предложение, чтобы вонзить нож в твое сердце, пока ты будешь спать, но у меня не хватит сил так долго притворяться. – Она, в свою очередь, скрестила руки на груди. – А как тебе такое предложение: ты отказываешься от трона, отсылаешь свои войска и распускаешь ополчение лендвердов. Я возвращаю Чарльза и гвардию, после чего тебя повесят. Такое решение тебе представляется достаточно изящным?
Роберт ехидно улыбнулся и вернулся к постели.
– Мюриель, Мюриель… Время не стерло ни твой острый язычок, ни красоту. Твое лицо прелестно, как и прежде. Впрочем, люди говорят, что лицо дольше всего сопротивляется времени, а возраст начинает свою работу с пальцев ног. Я намерен выяснить, так ли это.
Он схватил одеяло и сбросил его на пол.
– Роберт, не смей, – приказала Мюриэль.
– О нет, не думаю, что твои слова будут приняты во внимание, – сообщил он и протянул руку к ее груди.
Она попыталась ему помешать, но Роберт схватил ее за запястья – оказалось, что его пальцы необычайно сильны, – и отшвырнул обратно на постель. Затем поднял ногу, словно собирался вскочить в седло, и уселся на Мюриель верхом. Быстро наклонившись, он одной рукой сжал оба ее запястья, а другую опустил вниз, так что она оказалось между ног Мюриель. Не отрывая взгляда от ее глаз, он начал медленно задирать ночную рубашку. А потом, надавив коленом, попытался раздвинуть ее ноги.
Мюриель казалось, что Роберт становится все тяжелее, когда он прижал ее к постели, его лицо было совсем рядом, оно исказилось, стало незнакомым. Мюриель вспомнила Роберта еще совсем ребенком, маленьким мальчиком, но не смогла связать прежние воспоминания с тем, что сейчас происходило, когда это существо касалось ее обнаженного тела. Она почувствовала, как слабеют ее руки, когда Роберт принялся расстегивать пряжки на своей одежде, и отвернулась, чтобы не видеть его лица. Его руки двигались, словно два гигантских паука, от него исходил запах разложения, как и говорила Берри.
Мюриель заметила движение за спиной Роберта – Берри подкрадывалась к нему, что-то крепко сжав в руке. Мюриель покачала головой и одними губами произнесла слово «нет».
Затем лениво, словно ей некуда торопиться, прикоснулась к рукояти кинжала, висевшего на поясе Роберта, вытащила клинок и ударила его в бок. Лезвие вошло в тело с удивительной легкостью. Мюриель всегда казалось, что это должно быть похоже на то, как режешь тыкву, но ничего общего не было и в помине.
Роберт вздрогнул, захрипел, сел, и тогда она вонзила клинок ему в сердце. Он со стоном опрокинулся, и Мюриель выскользнула из-под него, продолжая сжимать кинжал. Она начала дрожать, лишь когда Элис оказалась рядом, поддержала ее и что-то ободряюще зашептала.
Роберт поднялся с пола, дыхание с хрипом вырывалось из его груди.
– Сначала муж, потом жена, – прошипел он. – Я начинаю ненавидеть эту семейку.
Мюриель заметила, что крови почти нет. Нечто похожее на сироп сочилось из ран Роберта, но жидкость не была красной. Она посмотрела на кинжал, все еще сжатый в руке. Клинок покрывала липкая, прозрачная смола.
Она вздрогнула, когда Роберт, пошатываясь, пересек комнату и повалился в кресло, не обращая на нее внимания.