– Что же ты за король? И что же ты за брат?
– Но послушай. Ведь если он невиновен…
– Он виновен! – взорвался Роберт. – Он сафниец, потомок людей, которые на протяжении тысяч лет исповедовали изощренную ложь! Неудивительно, что его поведение кажется убедительным. Рано или поздно он признается. И ему придется поплатиться жизнью за свои злодеяния. Мы отомстим за нашу сестру. Послушай, Уилм, я своим источникам всецело доверяю. Можно сказать, они непогрешимы.
– И что это нам дает для того, чтобы вернуть нашу сестру? Ты ведь знаешь, что месть – это слишком грустный пир на похоронах разрушенной любви.
– Мы доберемся и до второго негодяя, обещаю тебе, Уилм. Ты же знаешь условия Острбурга. Двадцать кораблей должны быть отправлены в Саургское море.
– И ты полагаешь, что Острбург сдержит свое слово?
– Думаю, что да. Он весьма амбициозен, но вместе с тем довольно труслив. Такие, как он, более всего заслуживают доверия, если суметь их вовремя раскусить. Уверяю тебя, он сделает то, что говорит.
– Но Острбург изувечил Лезбет, Роберт. Неужели он надеется остановить нашу месть после того, как вернет нам сестру? Если, конечно, наша сделка состоится.
– Если ты попытаешься осуществить возмездие, он сообщит лордам Лира, что ты являешься его пособником против их союзников. И, разумеется, подкрепит свои сведения необходимыми доказательствами.
– Но ты, надеюсь, такую возможность уже предусмотрел?
– Конечно, предусмотрел, – ответил Роберт. – Более того, увидел в ней единственную гарантию возвращения Лезбет.
– Если так, то тебе следовало бы открыть мне свои карты. Я предпочел бы, чтобы ты был со мной более откровенным.
Роберт слегка вздернул нос.
– Но ведь ты же император, а не я. Если ты не смотришь вперед и не видишь, какие это может повлечь за собой последствия, то… Словом, я у тебя не единственный советник, брат.
– В Лире никогда не должны узнать о кораблях.
– Согласен. Именно поэтому никто за границей вообще не должен знать о похищении Лезбет. Это сделает нас уязвимыми и может сослужить дурную службу. И вообще будет лучше, если никто об этом деле ничего не узнает. Острбург будет молчать. Это в его интересах. А Лезбет – наша сестра.
– Остается только принц Чейсо, – тихо проговорил Уильям. – Что ж, очень хорошо.
Роберт наклонил голову и посмотрел на брата исподлобья.
– Тебе не обязательно присутствовать до конца, Уилм. Это может случиться еще не так скоро.
Уильям нахмурился, но кивнул в знак согласия.
– И все-таки мне бы хотелось услышать его признание собственными ушами. Если, конечно, он вообще признается. Поэтому не убивайте его слишком быстро.
– Человек, предавший Лезбет, не заслуживает легкой смерти, – мрачно улыбнувшись, произнес Роберт.
Уильям медленно шел по подземной тюрьме. Страх, зародившийся много месяцев назад, с каждым днем овладевал им все больше и больше, а в последнее время начал приобретать угрожающую форму.
За время правления Уильяма неоднократно случались споры из-за границ с соседними государствами, равно как восстания в провинциях, но никогда дело не доходило до настоящей войны. На первый взгляд проблема с Салтмарком, казалось, не стоила выеденного яйца и могла быть вполне улажена мирным путем. Однако Уильям чувствовал, что он сам и вся империя балансирует на кончике иглы. Врагам удалось каким-то образом прокрасться даже в его собственный дом – сначала покушение на Мюриель, потом похищение Лезбет. Они насмехались над ним. Насмехались над его несостоятельностью как короля, стоявшего во главе самой могущественной империи в мире.
Пока Роберт плел темную паутину интриг, пытаясь избавить императора от свалившихся на его голову бед, сам Уильям продолжал бездействовать. Возможно, занять трон следовало бы Роберту, а не ему.
Внезапно осознав, что с каждым шагом он не приближается, а удаляется от лестницы, ведущей обратно во дворец, Уильям остановился. Хотя эта часть тюрьмы была освещена факелами, наполнявшими сырой воздух вонючей гарью, конец коридора утопал в беспросветной тьме. Уильям тупо уставился туда, пытаясь вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, как он спустился сюда в первый раз. Двадцать?
Пожалуй. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как отец впервые показал ему, что находится в глубочайшей темнице замка Эслен. С того дня он ни разу сюда не возвращался.
Уильяма на мгновение охватил безотчетный страх, из-за которого он едва не повернул назад, под прикрытие спасительного света. Но ему не хотелось проявлять малодушие, и, поборов минутную слабость, король заставил себя сделать несколько шагов вперед к небольшой комнатке. Вход в нее предваряла невысокая деревянная дверь. Подойдя к ней, Уильям услышал тихую, приятную, но не знакомую ему музыку, исполняемую на старинной лютне, теорбо. Минорная и очень грустная мелодия разливалась замысловатыми трелями и аккордами, которые напоминали пение птиц и плеск моря.
Уильям в нерешительности ожидал, когда музыка прервется, но та, казалось, заканчиваться не собиралась и лишь время от времени поддразнивала его обещаниями завершиться, но, словно капризный зефир, тотчас предавалась новому порыву.
Наконец, вспомнив о том, кто здесь король, Уильям постучал в дверь.
Поначалу ничего не происходило, и лишь несколько секунд спустя мелодия прервалась на середине фразы и дверь тихо, почти беззвучно отворилась. За ней в оранжевом освещении взору Уильяма предстало тощее и бледное, как у призрака, лицо. Белые глаза были устремлены на нечто такое, что Уильяму видеть было не дано, тем не менее старик-сефри улыбался какой-то собственной мысли.
– Ваше величество, – тихим голосом произнес он. – Сколько прошло лет!
– Как?.. – Уильям невольно запнулся. Как эти незрячие глаза могли его узнать?
– Я знаю, что это вы, – произнес сефри. – Потому что Узник шепотом призывал вас. Вы не могли не откликнуться на его зов.
По спине Уильяма пробежали мурашки. «Мертвец произносит мое имя». Он помнил тот день, когда вернулась Лезбет. Тогда он впервые узнал о Салтмарке от Роберта.
– Вам, наверно, хочется с ним поговорить, – произнес старик.
– Я забыл, как вас зовут, сэр, – сказал Уильям.
Сефри улыбнулся, обнажив зубы, которые тоже оказались белыми, но стертыми почти до десен.
– У меня никогда не было имени, мой сеньор. Те, у кого хранится ключ, всегда безымянны. Вы можете называть меня Хранителем. – Он повернулся, и его шелковые одежды закрутились вокруг того, что больше походило на костяной остов, чем на человеческое тело. – Я сейчас принесу ключ.
Он исчез в глубине своих покоев и вскоре вернулся, держа в одной руке стальной ключ, а в другой – фонарь.