– Если хотите, зажгите его, ваше величество, – предложил он. – Лично я с огнем не дружу.
Сняв со стены факел, Уильям медленно направился вдоль темного коридора.
– Как давно вы пребываете здесь? – осведомился Уильям. – Отец говорил, что в его правление вы были единственным Хранителем. Любопытно, сколько вообще лет живут сефри?
– Я пришел сюда с первым представителем рода Отважных, – произнес тот, уставившись в даль коридора. – Ваши предки не доверяли моему предшественнику, потому что тот служил Рейксбургам. – Он издал легкий смешок. – А напрасно.
– Что вы имеете в виду?
– Прежний Хранитель служил Рейксбургам не больше, чем я служу вам, мой сеньор. Моя задача гораздо древнее, чем время жизни любого царствующего на этом троне рода.
– Выходит, вы служите самому трону, независимо от того, кто его занимает?
Прежде чем ответить, старик раз десять шаркнул ногами по каменному полу.
– Я служу этому месту и этой земле. И меня не касаются ни трон, ни люди, которые на нем сидят.
Некоторое время они в тишине шли вниз по узкой лестнице, окруженной каменными стенами. По дороге им время от времени попадались кости каких-то неизвестных зверей – то чьи-то грудные клетки, то плоские черепа с пустыми глазницами. Казалось, вокруг них таял и растекался камень.
– Очевидно, это останки каких-то чудовищ? – поинтересовался Уильям. – Как они сюда попали? Их заточили в темницу мои предки или их предшественники эпохи скаслоев?
– Предшественники, которые жили задолго до эпохи скаслоев, – тихо ответил Хранитель. – Мир очень стар.
Уильям попытался представить, как будут выглядеть черепа его современников и его собственные глазницы через несметное количество лет. И в этот миг королю вдруг почудилось, будто он стоит над бездонной пропастью. Это ощущение было столь явным, что у него невольно закружилась голова.
– Сейчас мы находимся под замком Эслен, – сообщил ему сефри. – Вокруг нас все, что осталось от Ульхеквелеша.
– Не произносите этого названия, – пытаясь овладеть ритмом своего дыхания, попросил Уильям.
Несмотря на то что лестница была узкой, головокружение все еще не покидало его.
– Из всех прочих имен, которые можно произнести в этих стенах, данное обладает наименьшей силой. Ваша прародительница разрушила не только крепость, но и саму ее душу. Имя же не более чем просто звук. Обыкновенное сотрясение воздуха.
– Ужасный звук.
– Я не стану его больше повторять, если оно вас так тревожит, – пообещал сефри.
Они долго шли молча, хотя нельзя сказать, что вокруг царила безмолвная тишина. Помимо шаркающих шагов, слышалось какое-то постороннее шуршание, похожее на шепот. Уильям не мог разобрать слов, если это вообще были слова, а не движение воды и воздуха где-то в глубине подземелья. Когда он подошел ближе, звучание стало более знакомым.
Выходит, старик не ошибся? И Узник действительно призывает его к себе? Слова походили на шелест, как будто их издавало существо, лишенное губ. «Хрийах, Хрийах Отважжж…»
– Почему его стражам никогда не давали имен? – осведомился Уильям, чтобы избавиться от голоса в своей голове.
– Вы сами знаете почему. Имена способны нести силы. Но не бойтесь. Он довольно слаб, и той силе, которая у него есть, я вполне смогу противостоять.
– Вы уверены?
– Это моя единственная обязанность, ваше величество. Сюда частенько наведывался ваш дед. А также ваш отец. Они всегда мне доверяли.
– Очень хорошо. – Король остановился, уставившись на дверь, к которой они приблизились.
Она была железной, но, несмотря на сырость, ее поверхность прекрасно сохранилась. При свете лампы она выглядела черной, а выгравированные причудливые завитки казались еще темней.
Во влажном воздухе висел какой-то легкий запах, отдаленно напоминающий горящую смолу.
Подойдя к двери, Хранитель вставил ключ в один из двух замков, но вдруг снова повернулся.
– Вам нет никакой необходимости входить туда, ваше величество, – сказал сефри. – Вы можете отказаться.
«Он считает меня слабее отца и деда, – подумал Уильям и устыдился этой мысли. – Чувствует слабость моей воли».
– Полагаю, я должен идти до конца, – твердо произнес Уильям.
– Тогда нужен второй ключ.
Кивнув, Уильям просунул руку под камзол и снял с цепочки ключ, который находился при нем, начиная с того дня, как он занял трон, – ключ, который носил на себе каждый король Кротении. Из-за того что ключ холодил ему грудь, Уильям обычно не держал его при себе, а хранил в сундучке рядом с кроватью. Но в это утро перед тем, как спуститься в темницу, король почему-то надел его на себя.
Так же как первый ключ, он был сделан из черного металла и, подобно двери, казался неподвластным ржавчине и прочим признакам порчи.
Уильям вставил ключ в замок и повернул его. За исключением едва уловимого треска, исходящего из глубины дверного проема, больше ничего не было слышно.
«Я король, – сказал себе Уильям. – Это моя привилегия. Я ничего не боюсь».
Он взялся за ручку и потянул дверь на себя, при этом невольно отметив, насколько та была тяжела. И хотя дверь сразу поддалась, чтобы открыть ее достаточно широко, Уильяму пришлось приложить всю силу.
Голос зазвучал громче и превратился в таинственный низкий звук, похожий на смех.
– А теперь, ваше величество, вы должны погасить факел, – сказал Хранитель. – Только потом мы можем войти в эту дверь. Там нет места свету.
– Я помню. Вы будете меня сопровождать?
– В этом и заключается моя обязанность, ваше величество. Я еще не настолько немощен, чтобы быть не способным ее выполнять.
Уильям потушил фонарь, и тьма, казалось, разлилась из самого сердца мрака. Давление древних останков теперь ощущалось сильнее прежнего, а очертания комнаты стали еще более зыбкими, словно камень обрел текучесть и подкрадывался к Уильяму со всех сторон, пытаясь заключить в свои вечные объятия.
Вскоре Уильям услышал металлический лязг, сопровождаемый едким запахом пота, который с каждым мгновением все больше усиливался. Подобным образом однажды разило от его собственного тела, и случилось это, когда Уильяма неожиданно ужалила пчела.
– Квекскванех, – произнес сефри тем невероятно громким голосом, который Уильяму уже доводилось слышать. – Квексванехилхидхитхолух, улекведхиникху.
– Разумеется, – рявкнул в ответ голос, который прозвучал так близко и показался Уильяму столь знакомым, что он невольно вздрогнул. – Конечно, конечно. Милости просим, император Кротении. Милости просим, мой дорогой господин.
Тон был далеко не насмешливым, равно как и смысл слов, тем не менее Уильям почему-то уловил в них тень иронии.