— Отложить навеки, имеешь ты в виду? Тзэм, постарайся понять…
— Тзэм всегда старается понять, принцесса. Тзэм просто не очень умный.
Хизи не могла решить: то ли Тзэм пытается заставить ее улыбнуться, то ли укоряет ее, притворяясь тупым, как он часто делал во дворце.
— Ты же все время будешь рядом.
— Я и раньше был рядом с тобой, когда твой дух покинул тело на два дня. Ты тогда чуть не свалилась с крыши и не сломала шею.
— Я вела себя глупо. Я просто не знала, что делаю.
— Ну зато теперь ты знаешь, — протянул он саркастически. Хизи не ответила. Нгангата вернулся вместе с Братцем Конем. Старик опустился на колени и коснулся лба Перкара.
— Да, — пробормотал он. — Нужно действовать немедленно.
— Как?
— Я все сделаю сам. Ты дашь мне силу, которая для этого нужна.
— Я не понимаю. Ты ведь говорил, что не можешь его исцелить.
— Я и не могу — без твоей помощи. У меня нет силы. С другой стороны, у тебя нет нужных знаний, а времени научить тебя у меня тоже нет: для этого понадобились бы месяцы.
— Что мне тогда делать?
— Стучи в свой барабан. Следуй за мной и смотри, что я делаю.
— А что ты будешь делать?
Братец Конь выразительно взмахнул руками.
— Мы должны победить пожирающего дыхание. Мы призовем своих духов-помощников. Следи, как я буду вызывать своих, а потом сделай так же.
— Кобылицу? Ты хочешь сказать — дух кобылицы?
— Да, конечно.
— Конечно, — повторила Хизи, совсем не уверенная, что тут все так ясно, как, по-видимому, считал Братец Конь. — Ладно, я готова.
— Остальные должны молчать и не прикасаться к нам, — предупредил старик. — Все поняли? Великан, ты понял?
— Если с ней случится что-нибудь плохое, я сверну тебе шею.
Братец Конь вздохнул и медленно покачал головой:
— Если, после того как мы начнем, ты вмешаешься, тебе уже не будет нужды ломать чьи-то шеи. Это за тебя сделает пожирающий дыхание.
Тзэм бросил на него свирепый взгляд, но больше возражать не стал.
После этого все немного посидели молча. Наконец Братец Конь стал еле слышно скрести поверхность своего барабана ногтями, потом тихо отбивать ритм. Хизи присоединилась к нему, постукивая по своему бану ногтем указательного пальца. Это дало почти немедленный результат: хотя вибрация натянутой шкуры была совсем незаметной, дрожь передалась пальцам Хизи, проникла в кости и плоть, заполнила ее всю. Кровь пульсировала теперь не в ритме ее сердцебиения, подчиняясь воле барабана, воле чешуйки у нее на руке. Хизи лишь краем сознания отметила, что через некоторое время Братец Конь начал петь, сначала без слов, повторяя одну и ту же монотонную мелодию, иногда странно повышая голос. Потом бессмысленные звуки начали складываться в слова, которые Хизи запомнила:
Пробудись, о давний гость мой,
Хватит спать — пора приспела.
Дом твой был моею костью,
Головой моей и телом —
Чрез меня ты мир увидишь,
Пробудись — пора настала.
Ты сейчас на волю выйдешь,
Гость мой, ЮШ, знакомец старый!
Пока Братец Конь напевал, контуры его тела начали колебаться и струиться, как пламя на ветру. Его лицо стало казаться мордой волка и человеческим лицом одновременно, руки и ноги начали походить на жилистые серые лапы. Старик все пел, обращаясь к духу, живущему в нем, и Хизи почувствовала, как сам воздух вокруг нее загудел в лад с барабаном, заполнился образами, рожденными за ее опущенными веками. Тзэм, Нгангата и остальные превратились в еле заметные тени, лишившиеся плоти: реальный и нереальный мир поменялись местами. Братец Конь начал расти и разделился на две фигуры — волка и человека, хотя каким-то образом одновременно они оставались единым целым.
— Теперь, — сказал Хизи старик, хотя и не прекращал при этом петь, — пой так же, как пел я. Позови своего помощника.
Хизи закрыла глаза и начала раскачиваться из стороны в сторону. Она больше не чувствовала, что это ее палец отбивает ритм на барабане; скорее барабан стал звучать сам по себе. Взгляд Хизи обратился внутрь, и там она увидела кобылицу, дитя Матери-Лошади, готовую откликнуться на зов. Она выглядела так же, как при жизни: серая, как грозовая туча, испещренная белыми полосами шкура, развевающаяся словно при скачке по бескрайней степи грива.
«Это все во мне», — поняла Хизи. Весь мир кобылицы, мир грохочущих копыт, бегущей по жилам сильного тела крови.
«Приди. Приди и помоги мне», — мысленно обратилась к лошади Хизи. Ее губы начали напевать ту же мелодию, что пел Братец Конь, но эта внутренняя речь казалась гораздо важнее, чем слова заклинания. Это на ее просьбу откликнулась кобылица, не на древние менгские слова. Лошадь охотно прискакала к ней, и удары ее копыт так сотрясли барабан, что Хизи едва его не выронила.
Хизи открыла глаза. Братец Конь что-то говорил, возможно, обращаясь к ней. Казалось, это было что-то важное, но в своем полусонном состоянии Хизи чувствовала себя вялой, ей было лень разгадывать значение слов. Гораздо интереснее было следить, как из нее появляется дух: Хизи решила, что это похоже на роды; по крайней мере именно так она себе их представляла. Откуда-то издалека до нее донесся отчаянный собачий лай. Хин? Странно, пес никогда так себя не ведет.
Потом Хизи заметила стоящего перед ней Перкара. Его миндалевидные глаза стали совершенно черными, в них что-то кипело, словно раскаленная лава. Он странно улыбался, и были видны его зубы, тоже совершенно черные. Рука Перкара судорожно стискивала извивающийся меч, вид которого все время менялся: то это был клинок, то орел, то лишь длинный клюв или коготь.
— Я говорил тебе, — прошипел Перкар. — Я тебя предупреждал. — Он медленно поднял меч, целясь Хизи в горло. Движение было неуверенным — то ли оружие было для него слишком тяжелым, то ли он не умел с ним управляться.
Серый вихрь — сплошные клыки и когти — ударил Перкара в грудь, и улыбка того превратилась в злобный оскал. Перкар пошатнулся от удара, неуклюже размахивая мечом. Братец Конь все еще сидел и бил в барабан, а возникший из него волк рвал Перкара белыми зубами.
Хизи вытаращила на него глаза, рот ее раскрылся. Разве они должны убить Перкара? Если такова цена за его освобождение от пожирающего дыхание, то какой в этом смысл? Но Перкару, казалось, вовсе не грозило поражение. Он ухватил одной рукой волка за горло, и хотя дух все время менял форму — то волк, то змея, то человек, — Перкар его не выпустил и взмахнул своим мечом-богом. Вой разрубленного почти пополам волка был оглушительным. Перкар отбросил его и двинулся к Братцу Коню.
— Старик, тебе не следовало вмешиваться. Эту жизнь отдал мне кто-то гораздо более могущественный, чем ты.