— Да, — повторил Йэн, — постарайся смотреть на вещи веселее.
Ган повернулся к нему. Речь о необходимости вернуться, которую он произнес, была уловкой, предназначенной для Гавиала, но чувство он в нее вложил вполне искреннее.
— Ты спросил меня, кто ты такой. Разве ты не знаешь?
Теперь на глазах Йэна не было слез. Его лицо было спокойным, холодным, не выражающим никаких чувств. Хотя губы Йэна сложились в легкую улыбку, Ган подумал, что молодой человек выдавил ее насильно. У него даже мелькнула абсурдная мысль: не растянул ли Йэн губы пальцами, пока внимание Гана было отвлечено на Гавиала. Так или иначе, Йэн ничего не ответил Гану и лишь жестом попросил его продолжать.
Старик упрямо покачал головой:
— Нет. Можешь убить меня, если хочешь — это мне уже ясно…
— Я могу поступить с тобой гораздо хуже, чем просто убить, — перебил его Йэн; по сгорбленной спине Гана пробежал озноб.
Собрав все свое упрямство, старик все же продолжал:
— Но если тебе нужна моя помощь, ты должен помочь мне. Что ты сам думаешь о себе?
Йэн мгновение угрожающе смотрел на Гана, и старик поразился: как может это быть тот же самый молодой человек, который только что казался таким полным благодарности, который так очаровал Хизи год назад? Хотя ведь вполне возможно, что это разные существа…
— Хорошо, — бросил Йэн. — Я называю себя вампиром. Так мы именовали подобных чудовищ, когда я был ребенком.
— Ты стал вампиром еще в детстве? — спросил Ган. К нему наконец вернулся привычный сарказм. Это был старый друг, и поддержка его была бесценной, особенно перед лицом такой опасности.
— Очень остроумно. Но на эту тему я прошу тебя не блистать остроумием, учитель Ган.
На старика произвела впечатление спокойная сила, скрытая в угрозе, но он уже стал вновь самим собой и не собирался уступать этой устрашающей личности. Он — Ган, а Ган не ползает на брюхе.
— Когда ты стал таким?
— В тот день, когда Хизи бежала из Нола. Ее белокожий демон…
— Перкар.
Йэн помолчал, и на его лице отразилась неукротимая ненависть.
— Перкар. Значит, у него есть имя. Я так и знал, что мне следовало давным-давно порасспросить тебя.
— Что сделал Перкар?
— Отрубил мою несчастную голову, вот что.
— Ты попал в Реку?
— В воду Реки, в водостоке. Случилось что-то еще, но этого я не помню. Там было нечто вроде разноцветного фонтана… нет, что это такое, я не знаю. Оно было рядом с Хизи.
Ган выпятил губы.
— Да, я слышал о подобных тебе существах. Древние тексты называют их по-разному. Название не важно. Важно то, чем ты являешься, какими свойствами обладаешь. Тебе это известно лучше, чем мне. И ты все еще остаешься по сути Йэном?
— Я никогда не был Йэном на самом деле, — признался молодой человек. — Я был… Мое имя Гхэ. Я был джиком.
— Приставленным следить за Хизи.
— Да.
Ярость, какой он еще никогда не испытывал, охватила Гана, и прежде, чем он осознал, что делает, старик вскочил и ударил эту тварь Йэна, ударил раз, другой. Существо взглянуло на него с изумлением, но когда Ган замахнулся снова, на лице молодого человека отразился гнев. Ган не заметил, чтобы Йэн — Гхэ? — сделал хоть какое-то движение, но неожиданно его рука оказалась стиснута железной хваткой.
— Сядь, — прошипел Йэн. — Я заслужил это, но лучше сядь, пока не рассердил меня. Мне многое нужно тебе рассказать. После этого мне придется решать, убить тебя или нет. — Он толкнул Гана, и тот неожиданно обнаружил, что снова сидит на постели. — Теперь слушай и дай мне совет, если можешь. Несмотря ни на что, у нас с тобой одна цель. В это ты должен поверить. Если же нет — что ж, я могу убить тебя и забрать все твои воспоминания. Однако я предпочел бы оставить тебя в живых.
— Почему?
— Потому что Хизи тебя любит. Потому что ты только что помог мне. Потому что ты мне кого-то напоминаешь.
Ган сделал несколько глубоких вдохов. Неужели все всегда будет только усложняться? Он знал о природе Гхэ больше, чем сказал. Ган имел некоторое представление о том, как подобные чудовища могут быть уничтожены. Кто-то на корабле тоже об этом знал, и ему почти удалось убить Гхэ. И все же в конце концов, подумал Ган, чем бы ни была эта тварь теперь, сотворена она из человека. Части были человеческими, хотя и скреплялись вместе чем-то более грубым и одновременно более могущественным, чем человеческая природа. Гхэ испытывал чувства, о которых можно узнать, которые можно понять. А понимание — оружие более могучее, чем меч, особенно в этом случае, когда меч, похоже, бессилен.
Но Ган должен остаться в живых. Он не может позволить этому пожирателю жизней проглотить себя. О такой способности вампиров он тоже знал из книг.
— Тогда вот что, — обратился к Гхэ старик. — Если ты говоришь правду, если действительно твое единственное желание — помочь Хизи, то я помогу тебе. Но ты должен доказать мне это.
— Я докажу, — мрачно заверил его Гхэ. — Так или иначе, но докажу.
Когда Гхэ наконец покинул каюту Гана, он чувствовал себя сильным, как никогда, способным переломить корабль пополам одним щелчком. Теперь его могущество утроилось: священная сила Реки наполняла его жилы, захваченные духи были в его полном распоряжении, и Ган — Ган стал его союзником. Он никогда, понимал Гхэ, не сможет полностью доверять старику, но тут ему помогут обострившиеся благодаря Реке чувства. Гхэ знал, что ученый будет ему помогать. Уж во всяком случае он не отправится к Гавиалу или Квен Шен — впрочем, это ему ничего и не дало бы, ведь Квен Шен уже известно, что представляет собой Гхэ. А вот что женщина пыталась его убить, в этом Гхэ был уверен. Конечно, не сама своей собственной рукой, но это она организовала покушение. Почему? Гхэ не знал, а выяснить это необходимо. Была ли Квен Шен орудием жрецов или императора? Гхэ предполагал первое: иначе попытка разделаться с ним была бы не столь замаскирована. Он прошел в свою каюту, вымылся и переоделся в чистую одежду.
Квен Шен он нашел на палубе. Она улыбнулась, увидев молодого человека, и протянула:
— Мастер Йэн! Как я рада, что ты выжил в этой схватке!
— Я тоже рад, что выжил, — ответил он, — и еще более рад, что ты не пострадала.
— О, как это любезно с твоей стороны! Может быть, мне все же удастся в конце концов завоевать твою симпатию.
Гхэ скупо улыбнулся:
— Может быть.
— Говорят, на задней палубе оказалось много перебитых варваров, — продолжала женщина, — и у большинства нет никаких видимых ран. Солдаты утверждают, что никто из них не убивал дикарей, даже тех, кто оказался так умело зарезан кинжалом.
Гхэ слегка поклонился:
— Будет лучше, если это так и останется тайной. Если все же слухи начнут расползаться, можно намекнуть, что я обучен убивать голыми руками, без помощи ножа. Тогда на жертвах не остается видимых повреждений.