Леоф улыбнулся, услышав изящный финальный росчерк, который Мери добавила к степенному и печальному «Трию для святой Розмир».
У нее была такая возможность – форма трия поощряла импровизации, – но большинство музыкантов добавило бы несколько грустных нот, а Мери выбрала задумчивую, но в целом веселую интерпретацию главной темы. Поскольку этот отрывок был посвящен размышлениям о памяти и забывчивости, несмотря на его новизну, он оказался совершенным.
Когда Мери закончила, она посмотрела на него, как всегда, ожидая одобрения.
– Хорошо, Мери, – сказал он. Я поражен, что ты в столь юном возрасте сумела так хорошо понять это сочинение.
– Что вы имеете в виду? – спросила она, почесывая кончик носа.
– Речь здесь идет о старике, который вспоминает дни своей юности, – принялся объяснять свою мысль Леоф. – Он думает о лучших временах, но не всегда может их вспомнить.
– Так вот почему тема распадается на части? – спросила она.
– Да, и они так и не сходятся до конца, верно? Наше ухо не улавливает удовлетворения.
– Вот почему мне она нравится, – сказала Мери. – Она не такая уж и простая.
Она перелистала ноты на своем столике.
– Что это? – спросила она.
– Возможно, тебе попался второй акт «Маэрски», – предположил он. – Дай посмотреть.
Внезапно его сердце налилось свинцом.
– Послушай, – продолжал он, стараясь говорить небрежно, – дай-ка это мне.
– Но что это? – спросила Мери, не сводя глаз со страницы. – Я не понимаю. В основном здесь меняющиеся аккорды. А где же мелодическая линия?
– Это не для тебя, – сказал Леоф неожиданно жестче, чем намеревался.
– Извини, – пробормотала Мери, сутулясь.
Он обнаружил, что тяжело дышит.
«Разве я не убрал эти страницы?»
– Не стоит расстраиваться. Это не твоя вина, Мери, – сказал он. – Мне не следовало оставлять их на столе. Я это начал, но не собираюсь заканчивать. Не думай об этом.
Мери заметно побледнела.
– Мери, что-то не так? – спросил Леоф.
Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами.
– Она больная, – ответила она. – Эта музыка…
Он опустился на колени и неловко взял ее руку своими изуродованными пальцами.
– Тогда не думай об этом, – попросил он. – Не пытайся услышать эту музыку у себя в голове или заболеешь сама. Ты меня понимаешь?
Она кивнула, но в ее глазах стояли слезы.
– Но зачем ты написал такую музыку? – жалобно спросила она.
– Я считал это необходимым, – ответил он. – Но теперь сомневаюсь. Я действительно не могу больше ничего объяснить. Ты понимаешь?
Она снова кивнула.
– А теперь почему бы нам не сыграть что-нибудь повеселее?
– Я бы хотела, чтобы ты мог сыграть вместе со мной.
– Ну, – заметил Леоф, – я все еще могу петь. Мой голос никогда не был особенно хорош, но я способен вести мелодию.
Мери захлопала в ладоши.
– Что же это будет?
Он покопался в нотах на столе.
– Вот оно, – сообщил Леоф. – Это из второго акта «Маэрски». Что-то вроде интерлюдии, комическая история, не имеющая отношения к сюжету. Поет Дроип, юноша, который намерен вечером… э-э… навестить девушку.
– Как моя мама навещала короля?
– Хм-м, ну, об этом я ничего не знаю, Мери, – попытался уйти от ответа Леоф. – В любом случае, наступил поздний вечер, он пришел под ее окно и притворился принцем, сыном повелителя далекого-далекого моря. Он говорит ей, что может беседовать с рыбами и что рассказы о ее красоте пришли к нему по волнам, преодолев полмира.
– Я вижу, – подтвердила Мери. – Лещ рассказал крабу, а краб передал скатам.
– Совершенно верно. И у каждого своя маленькая тема.
– Пока историю не услышал дельфин, который и пересказал ее принцу.
– Совершенно верно. Потом она спрашивает, как он выглядит, и он отвечает, что мужчин краше, чем он, в его стране нет. Ну, тут он, кстати, не соврал, потому что страну он выдумал.
– Нет, все равно он сказал неправду, – возразила Мери.
– Зато, по-моему, забавно получилось, – улыбнулся Леоф.
– Во всяком случае, мелодия очень славная.
– А, так ты уже критикуешь! – заметил Леоф. – Но я продолжаю. Героиня хочет взглянуть на его лицо, но он клянется, что только магия позволила ему оказаться здесь, и если девушка увидит его, ему придется вернуться домой и больше никогда не возвращаться. Но если она согласится провести с ним три ночи, не видя его лица, заклинание рассеется.
– Но тогда она узнает, что он солгал, – удивилась Мери.
– Да, однако он надеется, что к этому времени ему удастся её эм-м… поцеловать.
– Сколько сложностей ради одного поцелуя, – с сомнением заметила Мери.
– Да уж, – согласился Леоф. – Но так обычно и бывает с юношами его возраста. Вот немного подрастешь и сама увидишь, как будут лезть из кожи молодые люди, чтобы привлечь твое внимание. Хотя, я полагаю, если один из них заявит, что он приплыл из далекой страны, о которой ты никогда не слыхала…
– Я потребую, чтобы он показал лицо, – захихикала Мери.
– Правильно. Так ты готова играть?
– А кто будет петь женскую партию?
– Ты сможешь?
– Для меня она слишком низкая.
– Ну, ладно, – согласился Леоф. – Тогда я буду петь как могу высоко.
– А дуэт?
– Я попытаюсь импровизировать, – обещал Леоф. – Давай пропустим эпизод, в котором он представляется, и сразу же перейдем к песне.
– Хорошо, – согласилась Мери.
Она начала играть. Музыка в ее исполнении получилась еще задорнее, чем Леоф себе представлял.
Он откашлялся, дождался нужного момента и запел.
Я слышал на море,
От тварей подводных,
На тысячи лиг,
Эта новость гремела,
О деве столь милой
В стране отдаленной,
Что я, принц Феррови,
Спешить к тебе должен.
Ты, в море купаясь,
Леща восхитила,
Который поведал
Приятелю-крабу,
А тот сообщил
Разговорчивым скатам,
Чтоб я, принц Феррови,
Пришел за тобою…
Впервые за долгое время Леоф вдруг понял, что он счастлив. Более того, теперь он с надеждой смотрел в будущее. Ужасы последних месяцев рассеялись, и он почувствовал, что с ним еще может случиться что-нибудь хорошее.