– Должно было быть что-то, что заставляло бы его думать больше о тренировке, чем о себе. Человек может привыкнуть к перчатке. А к ошейнику привыкнуть гораздо сложнее.
– Он перестанет сам себя уважать, – предположил я.
– Он и так себя не уважает.
– Люди будут смеяться над ним из-за ошейника.
– Это заставит его помнить, зачем на нем ошейник. Он должен начать драться, иначе ничего не исправишь.
– Его изобьют до полусмерти.
– Разумеется. Но после этого он уже не будет бояться драк. А когда люди поймут, что он больше не боится драться, они перестанут к нему цепляться.
– Ты, конечно, первоклассный дрессировщик, – польстил ей я. – Однако к людям это подходит не всегда.
Она даже не потрудилась возразить мне.
– У нас сегодня хорошая жареная говядина, – сказала она.
Я почти прикончил свою порцию, когда в закусочную вошел Фред Смит. Он только что побывал в драке, и, видно, в драке зверской. Его губы были разбиты, один глаз заплыл, другой совершенно опух. Рубаха была разорвана и испачкана в пыли. Из носа струйкой сочилась кровь.
Большая Берта взглянула на него совершенно спокойно, как будто не видела в таком зрелище ничего особенного.
– У нас хорошая жареная говядина, – произнесла она ровным голосом.
– Дай мне порцию, – прошелестел он своими вздувшимися губами.
Она поставила перед ним тарелку. Его руки дрожали от возбуждения настолько сильно, что вилка звенела о край тарелки.
– Твой пес готов вернуться к тебе, – заявила Большая Берта.
– Ко мне?
– Да. Обратно к тебе. Я закончила дрессировку.
Смит выпил стакан воды большими глотками, едва не поперхнувшись последним.
Кто-то тронул меня сзади за плечо:
– Ваша фамилия Данн?
Я кивнул.
– Сэм Флинт хочет знать, можете ли вы прямо сейчас прийти на шахту? Это очень важно.
Я заплатил за обед и вышел следом за мужчинами на пыльную улицу. Он приехал на машине, которая стояла перед закусочной, двигатель работал. Я сел в машину, и она, вздымая облака пыли, рванула вперед. Я знал, что еще несколько автомобилей тронулись с места одновременно с нашим.
– Что случилось? – спросил я.
– На кассира, который вез зарплату, напали бандиты.
– Деньги забрали?
– Да, и они убили Эда Мэнса.
Я промолчал. Мой спутник тоже ничего не говорил. Факты подождут. Флинт наверняка захочет изложить их по-своему. Сэм Флинт отвечал за порядок на шахте. Когда-то он был отъявленным задирой. Теперь он, конечно, постарел, но и сейчас прекрасно управлялся и с лошадью, и с пистолетом.
Он мерил шагами дощатый пол конторы, когда я приехал.
– Данн, ты когда-то выследил и поймал похитителей скота в Нью-Мехико.
– Да, я участвовал в этом.
– И говорят, ты умеешь хорошо читать следы?
– Читал, было дело.
– Ладно. Тогда я от шахты нанимаю тебя в качестве детектива. Надо действовать. За поимку и доказательство вины преступников уже объявлена награда в две тысячи долларов.
– Какое преступление?
– Убийство и грабеж. Они убили Эда Мэнса. Я еду туда. У тебя есть с собой пушка?
– Не откажусь и от запасной.
Он дал мне винчестер и старый однозарядный «кольт», стреляющий пулями, которые дырявят человека насквозь.
– Поехали, – сказал он.
В свете послеобеденного солнца скалы отбрасывали красноватые тени. В разгар лета в этих краях темнеет довольно поздно. Жаркий ветер утих. Горизонт перестал мерцать, как это обычно бывает в полдень, став ровным и застылым.
Мы тряслись по автостраде, разбитой грузовиками, а потом свернули на петляющую грунтовую дорогу, ведущую к шоссе на Лас-Вегас. Через пять-шесть миль мы подъехали к небольшой группе людей, стоящей рядом с двумя машинами. На земле лежало тело, накрытое одеялом.
Мертвый человек – зрелище само по себе печальное, независимо от того, как относиться к смерти. Но человек, убитый в пустыне в разгар летнего дня, – на такое не следует смотреть, если у вас слабый желудок. Все, что было красным, стало черным в палящих лучах полуденного солнца. Мухи с сердитым жужжанием кружились вокруг брызг крови, застывших на близлежащих камнях. А на одеяле, которым был накрыт труп, роился сплошной слой мух.
Сэм Флинт подошел к неподвижно лежащему телу. Ник Крайдер услужливо откинул одеяло с лица.
– Он не сдался просто так, – сказал Крайдер.
Это было очевидно. Песок вокруг был изрыт следами. У Мэнса на лице появилось несколько ссадин, прежде чем выстрелом ему снесло полчерепа. И у него было еще две раны: один выстрел угодил в грудь, другой – в живот, чуть повыше ремня. Пистолет Мэнса исчез.
Сэм Флинт читал знаки на земле с той же легкостью, как если бы они были написаны на листе бумаги.
– Бандит был один, – объяснил он. – Он перегородил дорогу, заставил Мэнса остановить автомобиль и выйти. Отобрал у Мэнса пистолет, а потом потянулся и за сумкой с деньгами. Мэнс не отдавал ее. Бандит использовал ружье как дубинку и ударил Мэнса по лицу, но тот все равно сумку не отдавал. Тогда бандит выстрелил ему в плечо. Мэнс не сдавался. Следующий выстрел попал ему в живот. Мэнс рухнул на землю и, уже лежа на земле, получил последний выстрел в голову.
– Именно так я все себе и представлял, – заявил Ник Крайдер.
Сэм Флинт посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Дасти Данн нанят шахтой для ведения расследования по этому поводу. Назначена награда в две тысячи долларов за поимку преступника.
Ник Крайдер сдвинул шляпу на затылок. Заходящее солнце резко очертило морщины на его загорелом лице.
– Вы что, мне не доверяете? – жестко спросил он.
– Нет, не доверяю, – ответил Флинт, глядя на него в упор.
Крайдер повернулся ко мне и предупредил:
– Что ж, тебе придется выслушать кое-что. Твое поведение и прежде было враждебным, Данн. Ты можешь вынюхивать все, что тебе угодно, но ты не имеешь права арестовывать кого-либо или преследовать преступников. Это мое дело. Более того – ты не имеешь права носить оружие, если только не являешься помощником шерифа.
Он шагнул в мою сторону, но резко остановился.