Разве имеет значение, что она не родилась в благородной семье? Она ведь и не претендовала ни на что. Харриет не пошла бы в компаньонки, если бы ждала от жизни чего-то большего. Впрочем, окажись Харриет принцессой королевских кровей, его тетушка все равно не отпустила бы ее.
Это тут же навело его на другую мысль. Почему Примроуз хочет, чтобы он взял в жены девушку, которая едет с ними в одной карете? Ту самую девушку, которую должен был взять в жены его брат.
Леди Констанс Чаттертон.
Уравновешенная и уверенная в себе дама. Красивая для того, кто любит холодных и расчетливых. Первым же взглядом она изучила его, словно жеребца на конюшне с целью дальнейшего осеменения. Хотя чего уж душой кривить, так оно и есть. Когда их взгляды встретились, он не почувствовал ни единой искорки страсти. Ему было все равно, насколько она хорошо воспитана и насколько богата. Без страсти они могли бы быть подобны глиняным куклам на каминной полке, которых выставили для красоты. Для Гриффина перспектива делить с ней ложе всю оставшуюся жизнь была равнозначна тому, как окунуться в Серпентайн в Гайд-парке и не всплыть на поверхность, не вдохнуть живительный воздух.
Леди Констанс проигнорировала руки двух лакеев, когда распахнулась дверца экипажа, и ей пришлось сходить. Гриффин тоже хотел уклониться от такой чести. На самом деле ему больше хотелось помочь спуститься несчастной мисс Гарднер, которая неловко переступала с другой стороны кареты, лишенная помощи лакеев и приставной лестницы. Наконец она спрыгнула на землю и ухмыльнулась кучеру, который секундой раньше предостерег ее, чтобы она не поскользнулась.
— Ну что, прогуляемся? — спросила Констанс, посмотрев в сторону парка за спиной Гриффина.
Гриффин тоскливо посмотрел в спину тетушке, которая уже покинула его в сопровождении своей компаньонки. Эдлин шла сама по себе. Он посмотрел на тропинку. На улице останавливались фаэтоны, собиралась толпа зевак, чтобы поглазеть на знаменательное событие.
— Чего они ждут? — спросил он изумленно.
— Нас, — сказала Констанс с вздохом, словно он должен был и так это знать.
«Нас»?
— И какая тому причина?
— Ваша светлость слишком долго жили в средневековом замке. — Она взяла его под руку. — Кивните им.
— С чего вдруг? Терпеть не могу незнакомцев.
— От вас этого ждут. Давайте же. — Она улыбнулась ему, обнажив пугающе острые зубы. — Вы не должны разочаровывать аристократическое сообщество.
— А вы, похоже, плохо меня знаете.
— Боюсь, ваша светлость слишком легкомысленно относится к пэрству.
Гриффин тут же решил, что так и стоит поступать в дальнейшем.
Герцог посмотрел на поля ее шляпки и подумал, что она запросто могла лично пристрелить бедное животное.
— Можно быть с вами откровенным? — спросил он.
— А откровения не могут подождать, пока мы не сделаем публичного заявления? — Поскольку Гриффин промолчал, Констанс тяжело вздохнула и продолжила. — Что ж, в таком случае говорите что должны.
— Мне неприятна ваша шляпа.
— А мне неприятна компаньонка вашей тети, — сказала Констанс без колебаний. — Ей придется уйти.
Вот тут он улыбнулся. Но не ей и не собравшейся публике.
Она крепко сжала его локоть, ее ридикюль больно стукнул по руке. Гриффин даже представить себе не мог, что она там носит — может, сокровища королевы, — но что бы там ни было, оно болталось промеж них, словно кандалы, пока они шли к воде.
— Видите мужчину в плаще с капюшоном? Это лорд Бермонд, — сказала Констанс. — Пригласите его пострелять из ружей. Девушка с зонтиком, которая стоит рядом с ним, — это его любовница. Сделайте вид, что не видите ее. И… — Констанс нахмурилась неодобрительно. — Впрочем, все равно. Стоит нам посетить парочку суаре, как вы позабудете свою первобытную деревню и обживетесь в нашем цивилизованном мире. А там инстинкты подскажут вам, как пробраться на самый верх.
— Я и сам первобытнее некуда.
— Да, дурная слава идет впереди вас, — пробормотала она.
Его взгляд потемнел.
Будь она поумнее, она бы обратила на это внимание.
Но умом Констанс, похоже, не блистала.
У Харриет не было возможности высказать свое мнение об элегантной женщине, которая шла под руку с герцогом. Да и недостойно было бы использовать в обществе эпитеты, которые приходили на ум. Кроме того, леди Паулис уже выразила свое немое неодобрение в красноречивой, если не сказать оскорбительной выходке, которая компенсировала страдания Харриет сполна.
— Почему она не понравилась вам, мадам? — спросила Харриет, когда они отошли на безопасное для разговора расстояние.
Леди Паулис взмахнула тростью словно мечом.
— Такой лживой дряни я еще ни разу в жизни не встречала.
— Но дрянь эта такая изящная, что его светлости она явно понравилась.
Меч-трость опасно качнулся в сторону Харриет.
— Прибереги соус для другого гуся. Ты прекрасно знаешь, что мои слова — сущая правда.
— Точно так, — сказала Харриет, пытаясь предугадать, в какую сторону качнется трость в следующую минуту.
Голос леди Паулис неожиданно надломился.
— Все это неправильно. И во всем виновата я сама. Я сама толкнула его в лапы этой заносчивой лисицы. Чтобы соединить их, я использовала печаль и чувство вины. Я… — Леди Паулис замолчала, побледнев и тяжело дыша.
Харриет обеспокоено осмотрелась по сторонам. Она заметила Эдлин, девушка стояла неподалеку в окружении гувернанток и их энергичных подопечных.
Вокруг дерева, около которого они собрались, бегал кокер-спаниель.
— Давайте найдем скамейку, чтобы вы могли присесть.
— Скамейка мне ни к чему. Мне нужно найти жену Гриффину, которая будет заботиться о нем и об Эдлин.
— А кто позаботится о вас, мадам? Леди Паулис увяла на глазах.
— Для этого я и наняла вас, моя девочка. Харриет покачала головой:
— Тогда я вынуждена сказать вам еще раз, что обвинения в мой адрес, которые вам довелось услышать сегодня, это только начало. С вашей стороны будет опрометчиво оставить меня на работе.
— Я плачу вам за то, чтобы вы соглашались со мной. И не важно, опрометчиво это или нет.
— Да, мадам. — Взгляд Харриет скользнул по герцогу и его изящной спутнице. Констанс вела Гриффина к группе леди и джентльменов, многие из которых горели желанием познакомиться с герцогом.
— Она красивая.
— Красота увядает.
— Она наследница.
— Благосостояние развращает.
— Но его светлости, похоже, все равно, увянет ли ее красота и развратит ли его ее состояние.