— А теперь предположи, что отравить его собирается другой человек, а не жена. И он посылает кого-либо в нашу контору, чтобы тот рассказал нам, что жена Баллвина собирается отравить своего супруга. Пока мы ломаем голову над тем, как приступить к делу, у Джеральда начинаются судороги и, как мило выражаются китайцы, он отправляется к праотцам. И если мы потом расскажем нашу историю, то это будет выглядеть так: наше агентство получило поручение охранять его.
Мы добились двух вещей: бросили подозрение на его жену и одновременно оказались, скажем, обманутыми простачками.
— Так что ты предлагаешь, дорогой? — нежно спросила Берта.
— Все это дело мне не нравится. Инициалы на портсигаре доказывают, что эта девушка — обманщица.
Берта с сердитым видом села за свой письменный стол, вынула ключ из сумочки, открыла ящик стола и, вытащив оттуда пакет с деньгами, бросила его на стол.
— А вот этот пакет доказывает, что она — наша клиентка!
Она бросила деньги обратно в ящик стола, закрыла его и отправилась на ленч.
Я позвонил двум частным детективам, которые работали на различные агентства, и договорился с ними, что они организуют слежку за мисс Баллвин. Один из них должен был наблюдать за ней днем, другой — до полуночи. Правда, я не думал, что она отправится в аптеку и купит там какой-нибудь яд для крыс, но ожидать можно что угодно, а я не хотел упускать ни одного варианта.
Я пообедал в какой-то забегаловке, а потом подъехал к продуктовому магазину. На одной из полок я обнаружил коробку с двумя десятками тюбиков анчоусной пасты, которая как раз была открыта. Это была паста новой марки, о которой я никогда не слышал. Я купил сразу целую коробку.
После этого я поехал к дому Баллвина на Атвелл-авеню, остановил машину и, поднявшись по ступенькам, позвонил.
Дверь открыл слуга, молодой человек лет двадцати шести-двадцати семи, с приятной наружностью, но несколько вялыми чертами лица. Он, казалось, не привык к ливрее и был смущен, как человек, впервые надевший фрак.
— Вы — привратник? — спросил я его только для того, чтобы понаблюдать за выражением его лица.
— Привратник и шофер. Вы к кому?
— Я представляю фирму «Цести». Нам нужны светские дамы, являющие собой образец американской хозяйки. Мы собираемся дать рекламу…
— Миссис Баллвин никоим образом не может это заинтересовать, — сказал он, собираясь закрыть дверь.
— Вы, видимо, не поняли, о чем речь. Я не собираюсь ничего продавать. Я только хотел бы получить от миссис Баллвин разрешение сфотографировать ее. Это фото потом будет опубликовано в большом иллюстрированном журнале с броской надписью: «Светская дама, которая пользуется пастой „Цести“. Меня зовут Лэм — шеф отдела рекламы.
Слуга какое-то время находился в нерешительности, а потом сказал:
— Я не думаю…
Я перебил его:
— Если вы упустите возможность подчеркнуть общественное положение миссис Баллвин и не дадите появиться ее фотографии в газетах, то вскоре вам снова придется мыть посуду в захудалой закусочной. Поэтому передайте лучше ей мое предложение, и мы посмотрим, как она к нему отнесется.
Он покраснел, хотел что-то возразить, но потом передумал и сказал:
— Подождите, пожалуйста, здесь.
С этими словами он захлопнул дверь перед моим носом.
Минут через пять он снова появился.
— Миссис Баллвин готова вас принять, — сказал он с холодным достоинством и таким тоном, который яснее слов показывал, что он не одобряет все это. Видно, он надеялся, возвратившись, послать меня ко всем чертям, а вместо этого вынужден просить меня войти.
Он провел меня через холл в гостиную. В то же мгновение в гостиную, словно королева, вошла миссис Баллвин. Это действительно было зрелище. Ей было лет тридцать, но можно было дать и меньше, если не приглядываться внимательнее.
— Мистер Лэм? — сказала она. — Не присядете ли?
Я — миссис Баллвин. Я вас слушаю, мистер Лэм. Что вы хотите мне предложить?
Слова были сказаны просто и сердечно. Она, несомненно, могла быть вежливой и приятной, но могла быть холодной и неприветливой — в зависимости от сложившейся ситуации.
Она села на стул и поправила юбку. На ее лице играла радушная улыбка, но взгляд был оценивающий и внимательный.
Я открыл пакет с анчоусной пастой и сказал:
— Моя фирма готовится к рекламной кампании, которая будет проводиться по всей стране. На подготовку ее уйдет еще четыре-пять месяцев, а потом мы наводним всю страну нашей Цести-пастой. Это самая лучшая и самая приятная паста, изготовленная из самых дорогих импортных анчоусов. Если вы ее попробуете, вы должны будете признать, что она намного лучше других. Я оставляю вам эту пробную коробку.
Буду очень рад, если вы ее испробуете, она вам понравится и вы будете ее регулярно употреблять. И тогда, возможно, вы согласитесь на свое фото в журналах вместе с этой пастой.
— А зачем вам нужно это фото?
— Оно появится на почетном месте во всех иллюстрированных журналах. С таким, например, заголовком: «Лучшие из молодых употребляют пасту Цести».
Потом я помолчал, ожидая ее реакции на «молодых».
Кажется, я попал в цель.
Она села поудобнее, закинула ногу на ногу, и ее улыбка стала еще более приветливой.
— Разумеется, с вашей стороны нет никаких обязательств, — мягко сказал я. — Я отдаю вам эту пасту, вы ее пробуете и решаете, хороша она или нет. Если она вам понравится и вы будете ее употреблять, тем лучше.
— Некоторые фирмы, охотясь за фотографиями известных людей, рассчитывают только на снобизм публики, — продолжал я. — Мы этой цели не ставим. Мы пытаемся найти для рекламы таких людей, в пользу которых говорит не богатство, а обаяние и очарование.
— И каким образом вы попали на меня?
Я улыбнулся:
— Ну какая вам разница? Я получил сведения в нашем центральном бюро. Мы готовим эту кампанию уже порядочный срок и навели самые тщательные справки.
Центральное бюро мне сообщило, что для рекламы потребуются такие женщины, которые будут великолепно смотреться на фото. Такие женщины, на которых читатель сразу обратит внимание. Нам нужен шарм.
Она слегка шевельнула ногой.
— И вы считаете, что я обладаю этими достоинствами?
Я немного отвел глаза, а потом снова посмотрел ей прямо в лицо.