Это Адам привел нас сюда. Всего на одну ночь, сказал он. Здесь безопасно. Теперь, поскольку я серийный убийца, Адам знает, как мы можем отправиться на север утром, на север до самой Канады, но на эту ночь нам нужно было место, где можно спрятаться. Мы хотели есть. Нам нужно было заработать немного наличности, поэтому он привел нас сюда.
Это после стадиона и после толп, пытающихся прорвать линию полицейского оцепления. Это сразу после моей фальшивой свадьбы, когда агент был мертв, и полиция сражалась за то, чтобы я остался в живых, чтобы они могли наказать меня за убийство. Толпа со всего крытого СуперСтадиона высыпала на поле в тот момент, когда я объявил, что Кольты выиграют. Один браслет наручников уже защелкнулся на моей руке, полиция не могла ничего сделать с бегущей пьяной лавиной, катившейся на нас от боковых линий.
Где-то оркестр играл государственный гимн.
Со всех направлений люди падали на поле через бортики. Сжав кулаки, люди бежали к нам по траве. Там были Аризонские Кардиналы в своей форме. Там были Индианаполисские Кольты, по-прежнему на своей скамейке, сталкивающиеся задницами и дающие друг другу пять.
В тот момент, когда полиция добралась до края свадебной платформы, я пнул ногой кнопку, и пять тысяч белых голубей взмыли вверх, окружив меня плотной стеной.
Голуби отогнали полицейских достаточно далеко назад, чтобы стадо болельщиков успело достичь центра поля.
Полиция отбивалась от стада, а я схватил букет невесты.
Сидя здесь и наполняя конверты, я хочу рассказать всем, как я совершил мой великий побег. Как баллоны со слезоточивым газом, предназначенные для контроля над толпой, брызгали в разные стороны над головой. Как рев толпы эхом отдавался от купола. Как я схватил шелковую белую охапку шелковых цветов у невесты, как слезы струились у нее по лицу. Как я поднес политый лаком для волос букет к горящей свече и получил факел, чтобы сдержать любого нападавшего.
Держа факел из гладиолусов и резко схватив горячую проволоку искусственной жимолости, я спрыгнул со свадебной платформы и пробил себе дорогу через футбольное поле. 50-ярдовая линия. 40-ярдовая линия. Тридцать. Я, в белом смокинге, делал обманные движения и прокладывал себе путь, совершал рывки и повороты. 20-ярдовая линия. Чтобы меня не схватили, я хлестал горящими георгинами из стороны в сторону перед собой. 10-ярдовая линия.
Десять тысяч полузащитников вышли, чтобы вырубить меня.
Некоторые из них пьяны, некоторые из них профессионалы, никто из них не колет себе такие качественные химикаты, как у меня.
Руки хватают мои белые фалды.
Мужчины ныряют мне под ноги.
Стероиды спасли мне жизнь.
Затем — гол.
Я прохожу под стойкой ворот, по-прежнему направляясь к стальным дверям, через которые я выберусь с поля.
Мой факел сгорел, от него остались лишь несколько крошечных шелковых триллиумов, и я бросаю его назад через плечо. Я протискиваюсь через стальные двойные двери и задвигаю внутри массивный засов.
С супер-кубковой толпой, молотящей в закрытые двери, я здесь в безопасности на несколько минут, один, с ресторанной пищей и гримершей. Труп агента под белой простыней на каталке рядом с буфетом. В буфете, главным образом, сэндвичи с индейкой и вода в бутылках, свежие фрукты. Салат с макаронами. Свадебный торт.
Гримерша ест сэндвич. Она показывает головой на мертвого агента и говорит: «Хорошая работа». Она говорит, что тоже ненавидела его.
На ней массивный золотой Ролекс агента.
Гримерша говорит: «Хочешь сэндвич?»
Я спрашиваю: Здесь только с индейкой или есть какие-то другие?
Гримерша дает мне бутылку с минеральной водой и говорит, что мой смокинг горит сзади.
Я спрашиваю: Как отсюда выбраться?
Вон там дверь, говорит гримерша.
Стальные двери за моей спиной прогибаются внутрь.
Иди по длинному коридору, говорит гримерша.
Поверни направо в конце.
Выйди через дверь с надписью «Выход».
Я говорю спасибо.
Она говорит, что остался еще сэндвич с мясным хлебом, если я хочу.
Сэндвич у меня в руке, я выхожу через дверь, которую она мне показала, иду по коридору, выхожу через выход.
Снаружи на стоянке красная машина, красная машина с автоматической коробкой передач, Фертилити за рулем, и Адам рядом с ней.
Я забираюсь на заднее сиденье и закрываю дверцу. Фертилити, сидящей спереди, я говорю закрыть окно. Фертилити играет с ручками радиоприемника.
Толпа высыпает за мной через выходы и бежит, чтобы окружить нас.
Их лица приближаются ко мне настолько близко, что я чувствую их плевки.
Затем с небес приходит самое большое чудо.
Начинается дождь.
Белый дождь.
Манна небесная. Я клянусь.
Дождь такой скользкий и тяжелый, что стадо падает, подскальзывается и падает, падает и растягивается. Белые частички дождя падают в окна машины, на коврик, в наши волосы.
Адам с удивлением заглядывается на чудо этого белого дождя, помогающего нам убраться.
Адам говорит: «Это чудо».
Задние колеса пробуксовывают, их заносит в сторону, а затем оставляют черный след, когда мы уезжаем.
«Нет, — говорит Фертилити и давит на газ, — это рис».
На дирижабле, кружащем над стадионом, написано ПОЗДРАВЛЯЕМ и СЧАСТЛИВОГО МЕДОВОГО МЕСЯЦА.
«Лучше бы они этого не делали, — говорит Фертилити. — Этот рис убивает птиц».
Я говорю ей, что этот рис, убивающий птиц, спас наши жизни.
Мы выехали на улицу. Затем поехали по шоссе.
Адам поворачивается на переднем сидении, чтобы спросить меня: «Ты собираешься съесть весь этот сэндвич?»
Я говорю: Он с мясным хлебом.
Нам нужна попутка в северном направлении, сказал Адам. Он знал о попутках, но они не должны были покинуть Новый Орлеан да следующего утра. Он больше десяти лет делал это, тайно путешествуя взад-вперед по стране без денег.
Убивая людей, говорю я.
«Отправляя их к Богу,» — говорит он.
Фертилити говорит: «Заткнитесь».
Нам нужно немного наличности, говорит нам Адам. Нам нужно выспаться. Поесть. И он знает, где мы можем все это найти. Он знает место, где у людей гораздо большие проблемы, чем у нас.
Нам только надо немножко соврать.
«С этого момента, — говорит нам Адам, — у вас двоих есть ребенок».
У нас его нет.