— Да.
— Не знал, что оно тебя беспокоит.
— Я тоже не знала, пока не сказались переутомление и постоянные волнения. Вряд ли у меня что-то серьезное, но все же это меня беспокоит.
— Что ты чувствуешь?
— Сердцебиение после еды.
— Ты обращалась к врачу?
— И иногда я задыхаюсь.
— Ты была у врача?
— Когда ложусь, чувствую, что сердце колотится так, что качается постель.
— Я спрашиваю, была ли ты у врача?
— Черт возьми, нет! — рассерженно воскликнула Берта. — Зачем мне идти к косоглазому костолому и позволять разрезать меня на куски?
— Я просто подумал, что врач может помочь.
— Нет, не может.
— Но иногда ведь требуется медицинский сертификат.
— Когда он мне понадобится, я его тут же получу.
— Что мне нужно будет делать в связи с этим строительством?
— Берте придется просмотреть все вместе с тобой, дружок. Только давай попытаемся сначала покончить с этим делом. Но если кто-нибудь начнет задавать вопросы, запомни, что я не могла вынести напряжения, что мне угрожает полное расстройство здоровья и ты целиком берешь вопросы строительства на себя.
— Но почему я должен это делать?
— Черт возьми, не возражай мне все время, — сердито ответила Берта. — Ну, скажем, потому, что… — Она сдержалась и спустя несколько мгновений продолжила в более миролюбивом тоне: — Потому что ты не хочешь, чтобы Берта потерпела крах, особенно после того, как она откусила больше, чем может прожевать, пытаясь сделать кое-что для своей страны.
— Патриотизм? — спросил я.
— Мы все должны внести вклад, — произнесла Берта елейным голосом.
— Ладно, — сдался я. — Ты хочешь встретить Хейла вместе со мной?
— Ты думаешь, я должна?
— Да.
— Хорошо, дружок, как скажешь.
Я потянулся и зевнул.
— Мне надо связать кое-какие концы с концами.
Я встречу тебя в семь-сорок пять на месте.
— Я буду, — пообещала Берта. — Хочу дождаться послеобеденную почту. Я жду посылку. Когда она придет, я тебе кое-что покажу. Ты увидишь, как Берта умеет делать выгодные покупки. Торговлей заниматься нельзя, а я получу дешево настоящий шелковый трикотаж. Ты здорово удивишься.
Я отправился в публичную библиотеку и провел вторую половину дня за чтением подшивок старых газет.
Читал все, что было напечатано о человеке, нападавшем на влюбленные парочки. Особенно внимательно я прочел все о деле Крейга.
Выйдя из библиотеки в пять тридцать, я отправился в отель, но остановился на Пятой улице около чистильщика обуви. Купил вечернюю газету и стал ее читать, пока он чистил мои ботинки.
В колонке частных объявлений мне попалось нечто любопытное.
«Роб. Я здесь, в Лос-Анджелесе. Нам необходимо немедленно поговорить. Независимо от того, что тебе сказали, я принимаю близко к сердцу твои интересы. Позвони: Гельман 6—9544 и спроси меня. Эдна К.»
Ботинки были почти вычищены. Я удивил чистильщика, вскочив со стула, сунув ему четверть доллара и сказав:
— Это все, что нам сейчас нужно.
Такси примчало меня в отель. Я взял ключ и поднялся в свой номер. Там была горничная. Она убиралась в комнатах. Роберты не было. Она, очевидно, вышла ненадолго за покупками, потому что очень тонкая, персикового цвета ночная сорочка лежала на кровати вместе с парой чулок приблизительно того же цвета. В изножье кровати лежал бумажный пакет, красивая вместительная дорожная сумка стояла на стуле. Сумка была пуста. На ней еще сохранился ярлык с ценой. На полу валялась газета.
Я пошел в свою комнату, поднял трубку и сказал девушке на пульте:
— Моя сестра позвонила своей подруге и отправилась к ней. Она оставила мне телефон, а я потерял его. Можете ли вы посмотреть в регистрационном журнале и сказать последний номер телефона, который вызывали из этой комнаты?
— Минуту.
Я подождал около десяти секунд. Потом она сообщила мне: «Гельман 6—9544».
— Правильно, — сказал я. — Будьте любезны, соедините меня еще раз по этому номеру.
— Я подождал у телефона, наконец меня соединили, и чей-то голос сказал:
— Отель «Палмвью».
— У вас остановилась Эдна Катлер из Нового Орлеана? — спросил я.
— Сейчас уточню.
Еще через пять секунд я получил информацию. Мисс Катлер выписалась примерно двадцать минут назад. Она не оставила своего нового адреса.
Я положил трубку, спустился на лифте в вестибюль, зашел в магазин дорожных принадлежностей, купил чемодан, положил туда бумажный пакет, лежавший на кровати Роберты, не распаковывая его, ночную рубашку и чулки. Кремы и туалетные принадлежности я сложил в маленькую сумку, которую она купила. Намочил полотенце, вытер все, что мог, чтобы не оставалось отпечатков пальцев. Протер дверные ручки, зеркала, поверхность шкафа — все, что, как мне казалось, она могла трогать. Закончив с этим, я позвонил администратору и попросил прислать кого-нибудь за багажом. Сказал, что наша мать скончалась, мы с сестрой отправляемся к другой нашей сестре, которая живет в Венеции и совершенно подавлена. Мы не хотим оставлять ее одну.
Я взял такси и отправился на вокзал, отпустил машину, оплатил багаж, надписал адрес моего офиса, запечатал конверт и опустил его в почтовый ящик. Взглянул на часы и увидел, что у меня только и осталось времени заехать в офис, забрать Берту и отправиться в аэропорт.
Самолет появился в воздухе, сопровождаемый ревом.
Он летел на высоте нескольких футов над землей. Наконец огромный трансконтинентальный лайнер коснулся колесами бетонной полосы, снизил скорость, медленно подрулил к площадке, грациозно развернулся и остановился почти напротив выхода с поля.
Эмори Г. Хейл был вторым пассажиром, показавшимся из самолета. Он разговаривал с каким-то довольно изысканного вида мужчиной с коротко подстриженными седыми усами, в очках — слишком похожий на банкира, чтобы быть им.
Хейл, казалось, пребывал в отличном расположении духа, будто совершил чудесную поездку. Увидев нас, он пошел навстречу с протянутой для приветствия рукой и своеобразной улыбкой на лице.
С Бертой он поздоровался торопливо. Основное внимание было уделено мне.