– Ласкай себя и знай, что это я, – прорычал он. – Что это моя рука.
Выполнив его приказ, она бурно кончила, раскинувшись на кровати, его имя сорвалось с ее губ тихим взрывом.
– Избавься от трусиков.
Без проблем, подумала Элена, спустив их по бедрам и закинув Бог знает куда.
Она снова легла, с нетерпением ожидая новой команды, когда Рив произнес:
– Можешь держать телефон возле уха плечом?
– Да. – Черт побери, если он захочет, чтобы она завязалась узлом, она сделает это в любой момент.
– Возьми чулки обеими руками, растяни их посильнее, а затем пропусти их между ног.
Она эротично рассмеялась, а потом сказала ласково:
– Ты хочешь, чтобы я поласкала ими себя, не так ли?
Он выдохнул ей в ухо:
– Черт возьми, да.
– Испорченный мальчишка.
– Как насчет того, чтобы ты своим язычком наставила меня на пусть истинный?
– Да.
– Обожаю это слово из твоих уст. – Когда она рассмеялась, он сказал: – Так чего же ты ждешь, Элена? Тебе надо найти своим колготкам достойное применение.
Она поудобнее прижала сотовый телефон подбородком к плечу, а затем, чувствуя себя развратной женщиной и наслаждаясь этим, взяла свои белые колготки в руки, перевернулась на бок, и продела нейлон между своих ног.
– Так хорошо, так туго, – сказал он тяжело дыша.
Она задохнулась от прикосновения натянутой, гладкой материи к своему лону как раз там, где ей этого так хотелось.
– Потрись о них сильнее, – сказал Ривендж с удовлетворением. – Дай мне услышать, как тебе хорошо.
Она поступила именно так, и нейлон стал влажными и теплыми, прямо как ее лоно. Элена продолжила, утонув в своих ощущения и его словах, а затем кончила снова и снова: в темноте, с закрытыми глазами, и его голосом возле уха, ей было почти так же хорошо, как если бы он был с ней рядом.
После она обмякла на кровати, с трудом переводя дыхание, но, в то же время, ощущая какую-то легкость, и свернулась калачиком, сжимая телефон.
– Ты такая красивая, – мягко сказал он.
– Это потому что ты делаешь меня такой.
– О, ты ошибаешься, – его голос стал тише. – Ты придешь ко мне пораньше сегодня вечером? Я не смогу ждать до трех.
– Да.
– Хорошо.
– Во сколько?
– Я буду с матерью и семьей где-то до десяти. Приходи сразу после.
– Хорошо.
– У меня встреча, но мы сможем провести хотя бы час вдвоем.
– Отлично.
Последовала долгая пауза, которая вызвала у нее какое-то тревожное чувство, что ее вполне можно было заполнить обоюдным «Я люблю тебя», если бы у обоих хватило на это смелости.
– Приятных снов, – выдохнул он.
– И тебе, если у тебя это получится. И послушай, если не сможешь заснуть, набери меня. Я отвечу.
– Я так и сделаю. Обещаю.
Опять последовало молчание, как будто каждый ждал, когда другой повесит трубку.
Элена засмеялась, хотя от мысли о том, чтобы позволить ему уйти, заболело сердце.
– Ладно, на счет три. Раз, два…
– Подожди.
– Что?
Какое-то время он молчал.
– Я не хочу, чтобы ты вешала трубку.
Она закрыла глаза.
– Я чувствую то же самое.
Ривендж испустил низкий и медленный вздох.
– Спасибо. За то, что осталась со мной.
Слова, пришедшие ей на ум, не имели никакого смысла, и она не была уверена, что стоит произносить их вслух, но все же, она это сделала:
– Так будет всегда.
– Если хочешь, можешь закрыть глаза и представить меня рядом с собой. Как я держу тебя в своих объятьях.
– Я так и сделаю.
– Хорошо. Приятных тебе снов. – И он первым повесил трубку.
Элена отняла телефон от уха и нажала кнопку завершения вызова. Клавиатура засветилась ярко-голубым светом. Телефон был теплым от того, что она продержала его в руках так долго, и она провела по плоскому экрану большим пальцем.
Всегда. Элена хотела быть рядом с ним всегда.
Клавиатура потемнела, потом и вовсе погасла, что вызвало у нее какую-то панику. Но она все еще может позвонить ему, не так ли? Это будет выглядеть жалко и убого, но он ведь здесь, на этой планете, даже если не говорит с ней сейчас по телефону.
И у нее всегда есть эта возможность позвонить ему.
Боже, сегодня умерла его мать. И из всех людей, с кем он мог провести все это время, он выбрал ее.
Закутав ноги в одеяло, Элена свернулась калачиком, крепко прижав телефон к груди, и забылась сном.
Выжидая в паршивом ранчо, которое он решил использовать в качестве наркопритона, Лэш сидел на стуле, на который в своей прошлой жизни не позволил бы сесть даже своей собаке. Это был Баркалонжер, дешевый, набитый, хрен знает чем, кусок дерьма, который, к сожалению, был удобным, как хрен знает что.
Не трон, конечно, но чертовски неплохое место для того, чтобы припарковать свою задницу.
Позади открытого ноутбука простиралась комната четырнадцать на четырнадцать, декорированная в стиле «низкий-доход-нет-средств-на-ремонт»: диваны с драными подлокотниками, поблекшая картина с нелепо висящим на кресте Иисусом, мелкие пятна на ковре, предположительно, от кошачьей мочи.
Мистер Д вырубился, прислонившись спиной к входной двери, держа в руках пистолет и надвинув ковбойскую шляпу на глаза. Два других лессера расположились на выходе из комнаты, оба подпирали дверной косяк, вытянув ноги.
Грэйди валялся на диване, перед ним лежала открытая коробка пиццы «Домино», в которой не осталось ничего, кроме остатков сыра и жирных пятен на картонном дне. Он один приговорил огромную Mighty Meaty [131] и сейчас читал вчерашнюю Колди Курьер.
Тот факт, что парень был на полном расслабоне, вызывал у Лэша желание сделать сукину сыну аутопсию наживую.. Что за хрень? Зашибись, конечно, но сын Омеги заслуживает немного больше тревожности от похищенных им жертв.
Лэш взглянул на часы и решил дать своим людям еще полчаса на восстановление. Сегодня у них назначено еще две встречи с наркодиллерами, и вечером его люди впервые выйдут на улицу с товаром.
И значит, проблемке короля симпатов придется подождать до завтра… Лэш выполнит свои обязательства по сделке, но финансовые интересы Общества первостепенны.