Равенбранд норовил выскользнуть из моей руки. Словно по собственной воле, он срубил следующему солдату голову и разрубил пополам череп. И тоже довольно заурчал, когда жизненная энергия жертвы перетекла в него и передалась мне. Я вдруг подумал, что применительно к нам выражение «жить мечом» обрело новый смысл… Заметив краем глаза Клостерхейма, я развернулся к нему лицом, а Эльрик между тем уже схватился с Гейнором. На меня бросились сразу двое нацистов. Я взмахнул клинком, и Равенбранд, по широкой дуге, будто маятник, ранил сперва одного, в бок, а затем и другого – в бедро. Первый умер сам, второго я добил. Тела, лишенные душ, обмякли в седлах. Я понял, что улыбаюсь. Повернулся – и встретился взглядом с Эльриком, глаза которого подернулись яростной кровавой пеленой.
Гейнор вынудил коня перепрыгнуть через нагромождение трупов, развернулся и воздел над головой Рунный Посох.
– Пока я владею этим, вы меня не убьете! – крикнул он. – Даже не пытайтесь, глупцы! В этом посохе – власть над миром.
Наши с Эльриком лошади были не способны прыгнуть так высоко, поэтому нам пришлось объехать трупы, и Клостерхейм с тремя другими уцелевшими солдатами встал перед нами, преграждая дорогу к своему командиру.
– Я больше не рыцарь Равновесия! – вопил Гейнор. – Я – творец Миров! – он потряс посохом, пришпорил коня и ускакал во тьму, бросив своих солдат на произвол судьбы.
Расправа над ними удовольствия не доставила. Улизнул только Клостерхейм – скрылся, улучив момент, среди каменных колонн. Я рванулся было за ним, но Эльрик остановил меня.
– Нам нужен Гейнор, – сказал мелнибонэец. – Вон пантера, она поведет нас по следу.
Зверь сразу же устремился в погоню, и наши не ведавшие усталости кони поскакали следом.
Через какое-то время мне почудился смех Гейнора и цокот копыт, сверкнула ослепительная вспышка, словно Грааль звал на помощь. Серая полоса на горизонте становилась все шире, и наконец мы въехали в призрачную дымку, что окутывала каменный лес. Заметно похолодало, воздух сделался каким-то необычным – другого слова не подберу. Дымка почему-то внушала мне безотчетный страх. Я огляделся. Кругом сплошной камень. Чистилище, дантовское чистилище.
Как тут тихо, как безжизненно! Впрочем, страх постепенно проходил, уступая место в душе небывалому, неизведанному покою. В конце концов, я же бывал здесь и раньше – если воспоминания Эльрика меня не обманывают.
Лошади неутомимо несли нас вперед, их не требовалось ни понукать, ни подгонять. А пантера указывала путь.
Дымка загустела, превратилась в серое марево, в котором мы затерялись, словно в тумане.
Не отпускало ощущение, что Гейнор с Клостерхеймом вот-вот нападут на нас. И когда из мглы впереди проступило яркое, красное с зеленым пятно – будто распустились гигантские цветки амариллиса и ириса, – я, признаться, вздрогнул от неожиданности.
– Что это такое? – спросил я. Эльрик криво усмехнулся.
– Не знаю. Быть может, чья-нибудь шальная мысль?
Неужели марево способно создавать такие захватывающие картины? Очень может быть; я почти не сомневался, что эта мгла наделена сознанием. Буду откровенен, от легендарных Серых Жил я ожидал чего-то большего, но, с другой стороны, хорошо, что здесь так мирно, что не клубится, не бурлит первозданный Хаос, как можно было бы ожидать. Казалось, достаточно сосредоточиться – и различишь во мгле свои самые безудержные фантазии. Я постарался отогнать мысли о Гейноре и Клостерхейме из опасения, что, если буду думать о них, они непременно появятся.
Цокот копыт, звяканье упряжи, даже дыхание – все было неестественно громким. Пантера наполовину растворилась в мареве, превратилась в зыбкую тень. Невозможно было определить, по земле мы едем или по камню: лошади словно плыли в белесом тумане, который доставал до седел.
Вот почва стала мягче, и звуки слегка приутихли. Мало-помалу установилась тишина. Напряжение нарастало. Я повернулся к Эльрику.
– Мы его, похоже, потеряли, – мой голос казался глухим, почти неживым. – Он укрылся в Жилах. Что теперь?
Эльрик ответил – то ли вслух, то ли мысленно, я так и не понял:
– Будем искать дальше.
Силуэты становились все размытее, как если бы Серые Жилы впитывали в себя четкие линии. Впрочем, пантера пока не пропала из вида целиком. Она вела нас по следу. Рано или поздно мы настигнем Гейнора – даже здесь, в самом сердце мироздания.
Внезапно пантера остановилась, принюхалась, приподняла одну лапу. Шевельнула хвостом. Сузила глаза. Ее явно что-то встревожило. Знать бы, что именно…
Эльрик спешился – туман оказался ему по грудь – и подошел к пантере. На мгновение, когда марево сгустилось, я потерял своего двойника. Но вот мгла слегка рассеялась, и я увидел, что Эльрик разговаривает с каким-то человеком. Неужто мы все же отыскали Гейнора?
Мельнибонэец повернулся и пошел обратно. Второй последовал за ним. Оуна! Лук за спиной, колчан со стрелами на боку. Она словно возвращалась с прогулки – и широко улыбалась, как бы предупреждая все возможные вопросы.
Не знаю, кто она такая – чародейка, повелительница иллюзий или просто женщина, умеющая телепатически управлять животными. Но отрицать очевидное я более не собирался: Оуна владела магией, и эта магия была вполне реальна. Люди, с которыми я сошелся в подземелье, обладали способностями, совершенно естественными для них, но абсолютно непостижимыми для меня. Впрочем, мой мир, хаотический мир двадцатого столетия с его машинной, механистической цивилизацией моим товарищам казался не менее загадочным, внушающим страх даже полубогам, которые манипулируют целыми измерениями. Теперь я просто принимал все, что происходило вокруг, как данность и не пытался более, подобно безумному фантазеру, наложить собственные ограниченные представления на бесконечно сложную мультивселенную, не пытался подогнать ее под строгое определение. Мне вполне хватало того, что я наблюдаю, ощущаю, исследую. Единственный способ познать мироздание – пропустить его через себя…
Эльрик с Оуной остановились и ждали, пока я подойду к ним. Девушка нахмурилась.
– Странное место, – проговорила она. Я с ней мысленно согласился: в прошлый раз, когда я был здесь, Серые Жилы выглядели более обитаемыми.
– Куда они направились? – спросил я. – Мы не потеряли след?
– Запах слишком сильный, чтобы его потерять, – Оуна опустилась на колено, повела рукой, словно протирая окно. И окно и вправду открылось, и из него хлынул солнечный свет. – Смотрите.
До боли знакомая картина.
Я сглотнул, с трудом удержавшись от того, чтобы не кинуться в проем, который будто вернул меня в детство. Пожалуй, я бы и кинулся – когда бы не рука Оуны.
– Да, это Бек, – тихо сказала девушка. – Но вряд вам захочется туда вернуться, граф.
– Почему?
Оуна махнула правой рукой, и во мгле возникло новое окошко. В нем кипела схватка и лилась кровь. Звероголовые люди и звери с человеческими головами бились на покрытой грязью равнине, простиравшейся до самого горизонта. Вдалеке возвышался многобашенный город, и к нему, торжествуя, скакал на белом коне Гейнор фон Минкт, которому суждено носить прозвище Гей-нор Проклятый.