Мы довольно жестко приземлились в сухую траву.
Я немного поранил колено, но ничего серьезного…
Когда я помогал миссис Перссон снимать крылья, внезапно меня ослепила вспышка пронзительного света, как будто солнце неожиданно прорвало толщу облаков. Миссис Перссон бросилась на землю, и я последовал ее примеру, не понимая толком, почему.
Мгновение спустя земля начала дрожать, и чудовищный, многократно повторяющийся гром загрохотал над миром.
Мы оба поняли, что произошло. Демпси взорвал бомбы в воздухе над голой степью. Поднялся густой столб дыма, зола дождем начала поливать степь.
Миссис Перссон сказала:
– Идиот. Я знала, что он попытается. Я думала, что переубедила его. Но он в конце концов обвел меня вокруг пальца. Чувство вины оказалось сильнее. Но это же было совершенно бесполезно.
– Теперь я понимаю, почему он так хотел иметь эти бомбы, – сказал я.
Она начала терять терпение.
– Понимаете? Я тоже. Но к чему все это? Это означает только новые потери.
Я не вполне понимал, что она имеет в виду. Она заплакала.
Я попытался было утешить ее, но Уна Перссон не из тех женщин, кого легко можно утешить. Постепенно она сама успокоилась и твердым шагом, спиной к ядерному грибу, зашагала по степи. Она сказала:
– Бомбы, их изобретатель, деспот, который хотел применить их, и все его подданные теперь там. Но покуда этот синдром существует, остается возможность войны. Я надеялась порвать порочный круг, чтобы начать новый.
– А разве круг не порван? – спросил я ее.
– Это я и попытаюсь выяснить, – ответила она.
* * *
Через полтора дня нас захватило несколько конников Махно. Мы устали и пали духом, и известие о том, что Махно получил от центрального правительства концессию и область, чтобы проводить там «анархический эксперимент», лишь незначительно порадовала нас.
Тем вечером я напился на празднике под открытым небом между мачт черных крейсеров Махно.
– А Демпси действительно умер навсегда? – спросил я миссис Перссон.
– Вероятно, нет. Но чем хорошо мученичество, капитан Бастэйбл? Покуда люди верят в магическую силу личности, вместо того чтобы верить в человеческую способность ошибаться, они никогда не будут полностью свободны.
– Но Демпси хотел лишь искупления. Он сказал, что это его право, и это действительно было его право.
Нестор Махно подался вперед. Думаю, он был еще пьянее моего.
– Мы все несем груз вины. И все мы невиновны. Только когда мы признаем ответственность за наши собственные деяния, мы будем свободны – и только тогда мир будет для всех нас безопасен. Демпси был наделен старомодным чувством чести. Это уничтожило его. Да, это правда, он спас много жизней, но если бы он принял план миссис Перссон, то, вероятно, мог бы спасти еще больше. До тех пор, покуда мы будем в разладе сами с собой, до тех пор мы будем в разладе с другими. Мы будем обвинять других в своих несчастьях. И постоянно будет существовать возможность конфликтов, подобно тем, который только что завершился.
Слова Махно поражали. Но и поступок Демпси произвел на меня глубокое впечатление. По меньшей мере, я освободился от страшной нехватки веры в самого себя, от ужасающего отчаяния и был, как позднее сообщила мне миссис Перссон, теперь готов стать сознательным путешественником между мирами и вступить в удивительное общество, известное как Лига путешествующих по времени. Я знал: то, что началось в храме Теку Бенга, теперь позади. Наступила новая фаза моей жизни – вероятно, позитивная фаза.
Время покажет, как говорится.
Во время моих приключений я научился лишь одному – деспоты повсюду одинаковы, но есть много разных видов жертв.
Я надеюсь, что Вы получите эту рукопись, Муркок, и сможете опубликовать ее. У меня такое предчувствие, что она последняя, которую Вы от меня получите. Время ретроспективных прогулок по моему прошлому миновало. Теперь я смотрю вперед, если это подходящее слово, чтобы жить в вечном настоящем.
Капитан Освальд Бастэйбл,
воздухоплаватель,
где-то в Нижнем Девоне.
Перед вами, насколько мне удалось ее представить, заключительная история Освальда Бастэйбла. Как уже знают многие читатели, Стальной Царь Джугашвили поразительно напоминает «стального человека», известного расстригу-грузина, который сам себя называл Иосиф Сталин. Но в мирах мультивселенной нет ничего удивительного в том, что один и тот же род личности выступает в примерно тех же ролях. Обычно куда интереснее, когда они выступают в очень различных ролях при изменившихся обстоятельствах. Я, правда, ожидаю дальнейших визитов миссис Перссон, однако готов признать, что больше не смогу рассказать ничего особенного о Бастэйбле, потому что теперь он вступил в знаменитую Лигу. Я был бы очень рад услышать, что он нашел для себя нужное направление и примирился со своим «преступлением» и с потерей своей родины.
Майкл Муркок.
Йоркшир, июнь 1980 г.