Она надела ботинки, натянула перчатки, закутала нижнюю часть лица шарфом и отодвинула засов на входной двери. Приготовившись мерзнуть, вышла наружу и плотно закрыла за собой дверь. Ветер свистел на крыльце, бил в лицо колючими иглами. Поскрипывали качели. Глянув вниз, Маура не увидела никаких отпечатков, при таком ветре какие могут быть следы! Термометр на стене показывал одиннадцать градусов ниже нуля. А казалось, что намного холоднее.
Лестница потонула в сугробе. Маура нащупала ногой то, что казалось первой ступенькой, хотела идти дальше, но ступня соскользнула, и она кубарем покатилась в снег. От удара гудела спина, боль отдавалась в голове. Какое-то время Маура сидела, оглушенная, моргая от яркого утреннего света. Первые лучи солнца озарили мир, они казались ослепительно яркими. Ветер бросил ей в лицо морозную пыль, и она чихнула, отчего голова разболелась сильнее.
Маура встала и отряхнула брюки. Прищурившись, оглядела заснеженные крыши домов. Между двумя рядами зданий тянулась девственно чистая снежная полоса — так и хотелось первой пройтись по это идеальной, нетронутой поверхности. Но Маура отказалась от этой мысли и направилась за угол дома, утопая в сугробах по колено. Ей нужна была поленница. Она попыталась вытащить расщепленное полено из самого верхнего ряда, но оно примерзло и не подавалось. Упершись ногой в поленницу, Маура потянула сильнее. Вдруг примерзшее полено с треском отделилось, и она, теряя равновесие, сделала шаг назад. Но наступила на что-то, невидимое под сугробом, и растянулась на снегу.
Два падения за день. А утро только начинается.
Голова у Мауры гудела, глаза слезились от яркого света. Ей очень хотелось есть, и в то же время мутило — слишком много виски выпила накануне. Мысль о том, что на завтрак опять тушенка с фасолью, радости не добавляла. Маура с трудом поднялась и стала искать полено, которое выронила при падении. Разбрасывая носком сапога снег, она заметила что-то непонятное. Принялась рыть вокруг, отгребая снег руками в перчатках, и наткнулась на твердый продолговатый предмет. Не полено, что-то более крупное, что-то, примерзшее к земле. Об этот предмет она и споткнулась, когда падала.
Маура смела в сторону оставшийся слой снега и вдруг застыла, глядя на то, что раскопала. Она в ужасе отшатнулась. Потом отвернулась, вскочила и бросилась обратно в дом.
— Должно быть, его оставили во дворе, вот он и замерз до смерти, — предположила Элейн.
Все молча обступили мертвого пса, словно пять плакальщиков у могилы, прикрывая лица от жалящего ветра. Дуг, вооружившись совком для золы, раскопал снег вокруг страшной находки. Теперь собака была видна целиком. Ее обледеневшая шерсть сверкала на солнце. Немецкая овчарка.
— Как можно оставлять собаку на улице в такую погоду! — возмутился Арло. — Это жестоко.
Маура села на корточки и потрогала рукой в перчатке холодный бок собаки. Тело промерзло насквозь и на ощупь было твердое, как камень.
— Не вижу никаких повреждений. И это не бродячий пес, — заметила Маура. — Он выглядит откормленным, и ошейник имеется. — На металлическом жетоне было выгравирована кличка «Счастливчик». — Это определенно чей-то домашний питомец…
— Может, он долго где-то бегал, и хозяева его вовремя не нашли, — предположил Дуг.
Грейс недоверчиво посмотрела на отца.
— И тогда они бросили его тут, одного?
— Может, они очень спешили.
— Разве такое возможно? Мы бы никогда так не поступили с собакой.
— Но, милая, мы же не знаем всего, что здесь произошло на самом деле.
— Вы ведь похороните его, верно?
— Грейс, это всего лишь собака.
— Все равно нельзя его тут оставлять.
Дуг вздохнул.
— Ладно, я позабочусь об этом, обещаю. А ты ступай в дом и приглядывай за камином. Я все сам сделаю.
Они подождали, когда Грейс скроется в доме. Потом Элейн сказала:
— Ты же ведь не собираешься хоронить этого пса, правда? Земля насквозь промерзла.
— Ты же видишь, она на грани истерики.
— Не только она, — добавил Арло.
— Я только получше забросаю его снегом. Он такой глубокий, Грейс и не узнает, что собака все еще тут.
— Давайте вернемся в дом, — предложила Элейн. — Я вся продрогла.
— Не понимаю, — сказала Маура, по-прежнему сидя на корточках рядом с мертвым животным. — Собаки ведь не глупые, особенно немецкие овчарки. Этого пса хорошо кормили, и шерсть у него густая, мороз ему не страшен. — Она поднялась и оглядела окрестный пейзаж, щурясь на ярком солнце. — Это северная стена дома. Почему собака околела именно здесь?
— А где надо было? — удивилась Элейн.
— Маура дело говорит, — заметил Дуг.
— Не поняла, — протянула Элейн, не довольная тем, что больше никто не захотел возвращаться в дом.
— Собаки — существа довольно разумные, — сказал Дуг. — Они понимают, где лучше укрыться от холода. Этот пес мог зарыться в снег. Или забраться под крыльцо и свернуться калачиком. Вообще мог найти тысячу мест, где можно спрятаться от ветра. Но он этого не сделал. — Дуг поглядел на пса. — Вместо этого он остался здесь. На голой земле, на ветру, как будто просто упал и околел.
Они молчали, а метель все не унималась. Очередной порыв ветра, с протяжным воем налетевший из-за угла, трепал их одежду, взметая искристую снежную пыль. Маура посмотрела по сторонам, на сугробы, напоминавшие застывшие белые волны, и подумала: какие еще сюрпризы таятся под этим снегом?
Дуг обернулся и посмотрел на соседние постройки.
— Может, сходим посмотрим, что в других домиках? — предложил он.
Они вчетвером, друг за другом, направились к следующему дому. Дуг, как всегда, возглавлял процессию, прокладывая тропку в глубоком снегу. Затем все поднялись на веранду. Она выглядела точно так же, как и в том доме, где они провели ночь, даже качели были похожие.
— Как думаете, может, у них была оптовая скидка? — предположил Арло. — «Купите у нас одиннадцать качелей, и двенадцатые мы дадим вам бесплатно!»
Маура подумала о женщине с остекленевшим взглядом, которую видела на семейном снимке. Представила целую деревню бледных молчаливых женщин, сидящих на таких вот качелях, бездумно покачивающихся туда-сюда, как заведенные куклы. Дома-клоны, люди-клоны.
— Тут тоже не заперто, — сообщил Дуг и толкнул дверь.
Сразу за дверью лежал опрокинутый стул.
В первый миг все озадаченно застыли на пороге. Дуг поднял стул и поставил на ножки.
— Да, странно это все.
— Гляньте-ка, — сказал Арло. Он подошел к портрету в рамке, висящему на стене. — Знакомый тип.
В золотистых утренних лучах благоговейное лицо мужчины казалось просветленным, словно сам Господь Бог одобрял его набожность. Приглядевшись, Маура отметила еще кое-какие мелочи, на которые не обратила внимания раньше. Задний фон — сплошь из колосьев золотистой пшеницы. Белая крестьянская рубаха с закатанными рукавами, как будто он работает в поле. И пронзительный взгляд угольно-черных глаз, устремленных куда-то вдаль, в вечность.