— Господин Холмс, вы ведь состоите в родстве с преподобным Абиелом Холмсом? Из Кембриджа?
В зале повисло молчание, и Норрис заметил, как по лицу Венделла проскользнула тревожная тень.
— Да, — наконец подтвердил Венделл. — Это мой отец.
— Превосходный, честный кальвинист. А вот его сын…
— Благодарю вас, — парировал Венделл, — его сын позаботится о себе сам.
— Господин Холмс, — предостерег его доктор Крауч, — Ваше поведение не принесет особой пользы.
— Но будет взято на заметку, — заверил Пратт. «И не забудется», — читалось в его взгляде. Стражник обратился к Краучу:
— Доктор, насколько хорошо вы знали мисс Пул?
— Она наблюдала за многими моими пациентками.
— И ваше мнение о ней?
— Она была сведущей и умелой. И очень почтительной.
— Были ли у нее враги? Вам что-нибудь известно об этом?
— Безусловно, нет. Она ведь была медицинской сестрой. Ее задача — облегчать боль и страдания.
— Но ведь наверняка случалось, что кто-нибудь из пациентов или их родственников был недоволен? И мог бы обратить свой гнев на больницу и ее персонал?
— Возможно. Но я не могу припомнить человека, который…
— А как насчет Розы Коннелли?
— Юной дамы, которая обнаружила тело?
— Да. Не было ли у нее разногласий с сестрой Пул?
— Могли быть. Девушка достаточно своевольна. Сестра Пул жаловалась мне на ее требовательность.
— Она беспокоилась по поводу лечения ее сестры, — вмешался Норрис.
— Но, господин Маршалл, это не оправдывает непочтительное поведение, — возразил доктор Крауч. — С чьей бы то ни было стороны.
Пратт перевел взгляд на Норриса.
— Вы защищаете эту девицу.
— Судя по всему, мисс Коннелли очень близка со своей сестрой, поэтому у нее есть причины для огорчения. Я имел в виду только это.
— Она огорчена до такой степени, что могла бы применить силу?
— Этого я не говорил.
— Как именно вы обнаружили ее нынче вечером? Она ведь находилась во дворе, верно?
— Доктор Крауч попросил нас прийти в родильную палату из-за недавно возникшего кризиса, я шел сюда из дома.
— Где вы живете?
— Я снимаю комнату в мансарде, сэр, в дальнем конце Мостовой улицы. Это на самом краю больничных угодий.
— Поэтому, чтобы добраться до больницы, вы пересекаете угодья?
— Да. Именно так я пришел сегодня, по лужайке. Я почти подошел к больнице, но тут услышал крики.
— Крики мисс Коннелли? Или погибшей?
— Женские крики. Это я точно знаю. Я двинулся на звук и обнаружил во Дворе мисс Коннелли.
— Видели ли вы существо, которое она так образно описывает? — Пратт посмотрел в свою книжку: — «Чудовище,
Воплощенная Смерть в черном плаще с капюшоном, полы которого развевались, точно крылья гигантской птицы».
— Стражник поднял взгляд.
Норрис покачав головой.
— Этого существа я не видел. Я видел только девушку. Пратт воззрился на Венделла.
— А где были вы?
— Я был в больнице, ассистировал доктору Краучу. Я также услышал крики и направился на улицу с фонарем.
Во дворе я обнаружил господина Маршалла и дрожащую мисс Коннелли.
— Дрожащую?
— Было совершенно очевидно, что она напугана. Наверняка решила, что один из нас — убийца.
— Вы заметили в ней что-нибудь необычное? Кроме того, что она казалась напутанной?
— Она была очень напугана, — произнес Норрис.
— Например, что-нибудь в ее одежде. Состояние ее платья. Вы не обратили внимания, что оно сильно разорвано?
— Господин Пратт, она ведь убежала от убийцы, — проговорил Норрис. — И вполне могла показаться потрепанной.
— Ее платье порвано, будто бы она ожесточенно билась с кем-то. Не с вами ли?
— Нет, — ответил Венделл.
— Почему бы вам не спросить у нее о том, как это случилось? — предложил Норрис.
— Я спрашивал.
— И что же она ответила?
— Она уверяет, что это случилось несколько раньше. Когда муж ее сестры пытался пристать к ней. Пратт с отвращением покачал головой. — Эти люди, словно животные, плодящиеся в доходных домах.
Норрис уловил в голосе стражника отвратительный оттенок предубеждения. «Животные». О да, ему уже доводилось слышать, что так называют ирландцев, этих безнравственных тварей, которые постоянно распутничают, постоянно рожают: Для Пратта Роза была очередной ирландкой, мерзкой иммигранткой, как и тысячи ее собратьев, теснившиеся в доходных домах Южного Бостона и Чарлзтауна, именно из-за их нечистоплотности и вечно сопливых отпрысков в городе началась эпидемия оспы и холеры.
— Вряд ли мисс Коннелли можно назвать животным, — возмутился Норрис.
— Вы так хорошо ее знаете, что можете это сказать?
— Я считаю, что такого оскорбления не достоин ни один человек.
— Для мимолетного знакомого вы слишком рьяно кинулись на ее защиту.
— Мне жаль ее. Жаль, что ее сестра умирает.
— Ах, это. С этим уже покончено.
— Что вы имеете в виду?
— Это случилось нынче вечером, — сообщил Пратт, захлопывая записную книжку. — Сестра Розы Коннелли умерла.
«Мы так и не смогли попрощаться».
Обмывая тело Арнии влажной тряпицей, Роза стирала грязные разводы, засохший пот и слезы с лица, которое казалось теперь удивительно гладким, не тронутым тревогой и мучениями. Если рай на самом деле существует, размышляла она, то Арния наверняка уже там и видит, что Роза в беде. «Мне страшно, Арния. И нам с Мегги некуда пойти».
В свете лампы тщательно расчесанные волосы Арнии отливали медью и, словно шелк, струились по подушке.
Тело было омыто, но запах по-прежнему не исчезал, зловоние не покидало плоти той, что когда-то обнимала Розу, а в детские годы даже делила с ней постель. «Для меня ты по-прежнему красавица. И навсегда останешься красавицей».
Малышка Мегги крепко спала в маленькой корзинке, стоявшей возле кровати, она не знала, что ее мамы больше нет, что в ее будущем нет определенности. Сразу видно, что это ребенок Арнии, подумала Роза. Те же рыжие волосы, та же очаровательная форма губ. Эти два дня Мегги кормили три роженицы, лежавшие в палате, они охотно передавали малышку из рук в руки. Все они стали свидетельницами предсмертных мук Арнии и знали: по воле провидения любая из них может пополнить клиентуру гробовщика.