— А ведь это Розина эпоха, — заметал он.
— Хотите взглянуть?
— У нас целый день впереди. Почему бы и нет?
Генри и Джулия вошли в зал. Он был пуст, и можно было подолгу разглядывать каждую картину и литографию.
Они изучили пейзаж 1832 года — вид на Бостонскую пристань с холма Пембертон, и Джулия задумалась: не этот ли вид открывался взору Розы, когда та была жива? Видела ли она эту красивую изгородь на переднем плане и вереницу крыш? Они двинулись дальше, к литографии, изображавшей элегантно одетых дам и господ, которые прогуливались под величественными деревьями на улице Коллонад, и Джулия подумала: а что если Роза тоже ходила под этими деревьями? Они задержались у портретов Теодора Паркера [14] и преподобного Уильяма Чаннинга — Роза наверняка натыкалась на эти лица на улице или мельком видела их в окно. «Вот он, твой мир, Роза, мир, давно канувший в Лету. Как и ты сама».
Они обошли всю выставку, и вдруг Генри остановился как вкопанный. Врезавшись в него, Джулия почувствовала, как он напрягся.
— Что такое? — спросила она.
А затем подняла взгляд на картину, которую рассматривал Генри, и тоже замерла. Казалось, в выставочном зале, заполненном портретами чужаков, это лицо, близкое им обоим, было совсем не к месту. С картины на них смотрел темноволосый юноша, он стоял у письменного стола, одной рукой опираясь на человеческий череп.
Несмотря на густые бакенбарды, сюртук и замысловато завязанный галстук, модный в его времена, лицо этого человека было удивительно знакомым.
— Бог мой! — поразился Генри. — Да ведь это Том!
Нахмурившись, Джулия пошядела на табличку, которая висела рядом с портретом.
— Художник — Христиан Гуллагер [15] . А кто изображен, не написано.
В вестибюле послышались шаги, и они увидели женщинубиблиотекаря, проходившую мимо выставочного зала.
— Прошу прощения! — крикнул Генри. — Вы что-нибудь знаете об этой картине?
Библиотекарь вошла в зал и с улыбкой взглянула на портрет.
— Она и вправду хороша, верно? — сказала женщина. — Гуллагер был одним из лучших портретистов того времени.
— А что за человек на ней изображен?
— Мы полагаем, что это известный бостонский врач по имени Олдос Гренвилл. Думаю, портрет относится к тому времени, когда ему было лет девятиадцать-двадцать. Он трагически погиб во время пожара, произошедшего в тысяча восемьсот тридцать втором году. В своем загородном доме в Вестоне. Джулия посмотрела на Генри.
— Отец Норриса. Библиотекарь сдвинула брови:
— Я никогда не слышала, что у него был сын. Мне известно лишь о его племяннике.
— Вы знаете о Чарлзе? — удивился Генри. — Он добился славы?
— О да. В свое время произведения Чарлза Лакауэя были очень модны. Но, если честно и между нами, у него ужасные стихи. Думаю, своей популярностью он обязан скорее романтическому образу «однорукого поэта».
— Так, значит, он все же стал поэтом, — сказала Джулия.
— Да еще каким известным. Говорят, он потерял руку, сражаясь на дуэли из-за дамы. Благодаря этой истории Чарлз Лакауэй стал весьма популярен у представительниц прекрасного пола. Он умер в пятьдесят с небольшим. От сифилиса. — Библиотекарь снова воззрилась на картину.
— А раз это его дядя, видно сразу: миловидность у этого семейства в крови.
Библиотекарь двинулась прочь, а Джулия по-прежнему не могла оторваться от портрета Олдоса Гренвилла, мужчины, который был возлюбленным Софии Маршалл. «Теперь я знаю, что произошло с матерью Норриса», — подумала Джулия.
* * *
Однажды летним вечером, когда ее сын лежал в лихорадке, София, оставив свой пост у постели Норриса, взяла лошадь и отправилась в Вестон, в загородный дом Олдоса Гренвилла. Она планировала рассказать ему, что у него есть сын и что мальчик очень сильно болен.
Однако Олдоса не было дома. Признание Софии, ее мольбу о помощи выслушал не кто иной, как Элиза.
Подумала ли госпожа Лакауэй о своем собственном сыне, Чарлзе, когда она решилась преступить черту? Чего она боялась — только лишь скандала или все-таки появления еще одного наследника со стороны Гренвиллов, незаконпорожденного, который заберет все, что должен был унаследовать ее сын?
В тот день София Маршалл исчезла.
И только спустя почти два столетия Джулия, копаясь в заросшем дворе, бывшем однажды частью загородного поместья Олдоса Гренвилла, наткнулась на череп Софии Маршалл. Почти два столетия таилась София в своей непомеченной могиле, потерянная и забытая.
До этого момента. Пусть мертвых уже не вернешь, зато правда может воскреснуть.
Всматриваясь в портрет Гренвилла, Джулия подумала: «Публично ты так и не признал Норриса. Однако позаботился о благополучии своей дочери Мегги. С ее помощью твоя кровь продолжала передаваться из поколения в поколение».
И Олдос Гренвилл до сих пор живет — теперь уже в Томе.
* * *
Генри так утомился, что не смог поехать с Джулией в аэропорт.
В одиночестве она вела машину сквозь вечерний мрак и вспоминала разговор, состоявшийся у них с Генри несколько недель назад. «Я думаю, из жизни Розы вы извлекли неверный урок». — «А какой же верный?» — «Бери, пока можешь! Люби». «Не знаю, осмелюсь ли, — подумала Джулия. — А Роза бы осмелилась. Роза любила».
В Ньютоне произошла авария, поэтому на платной магистрали образовалась трехкилометровая пробка.
Медленно продвигаясь вслед за другими машинами, Джулия думала о телефонных разговорах с Томом — за это время он несколько раз звонил ей. Они беседовали о здоровье Генри, о письмах Холмса и пожертвовании
Атенеуму. Беседовали на безопасные темы, не вынуждавшие Джулию открывать какие-либо тайны. «Только нужно дать понять, что он вам интересен, — посоветовал ей Генри. — Он считает, что это не так…» — «Возможно, он нравится мне слишком сильно. И это меня пугает…»
Застряв на магистрали, Джулия с нетерпением следила, как одна за другой летят минуты. Она размышляла о том, чем Роза рисковала ради любви. Стоила ли того любовь? И сожалела ли когда-нибудь Роза об этом?
У Бруклайна дорога внезапно опустела, но Джулия уже знала: она все равно опоздает. Когда она вбежала в терминал «Е» аэропорта Логан, самолет Тома уже приземлился, и ей предстояла полоса препятствий из пассажиров и их багажа.
Джулия пустилась бегом, стараясь не задевать детей и ручную кладь. С бешено бьющимся сердцем она домчалась до того места, откуда через таможню выходят пассажиры. Я упустила его, решила Джулия, углубляясь в толпу, чтобы продолжить поиски. Но ей попадались лишь незнакомые лица, бесконечное множество чужих людей, которые, задевая ее и почти не поднимая на Джулию таз, проходили мимо. Людей, чьи жизни никогда не пересекутся с жизнью Джулии. И вдруг ей показалось, что она всегда искала Тома, но каждый раз упускала.