Корженёвский хлопнул меня по плечу:
– Вам даже не нужно распивать грог с дьяволом, мой дорогой друг, разве что вам этого очень захочется!
Я забрал немногочисленные пожитки из комнаты и вышел в ледяную ночь вслед за своим новым командиром.
Добрый год с лишком провел я вместе с капитаном Корженёвским на борту «Лолы Монтес»; я принимал участие в предприятиях, которые означали бы верный смертный приговор в большинстве стран моего утерянного мира. Я жил отчаянной, опасной и не всегда вполне человеческой жизнью современного морского волка. Если не в глазах моих товарищей, то в моих собственных я превратился в преступника. Иногда меня мучила совесть, но, должен признаться, что получал все больше и больше удовольствия от такой жизни. Мы мерились силами с великим авантюристом по имени Море, никогда не нападали на невооруженные корабли и, согласно неписаному закону нашего жестокого и опустошенного мира, атаковали только те суда, которые занимались таким же пиратством, что и мы сами.
Однако на протяжении года, пока мы бороздили моря и океаны (постоянно держа ушки на макушке, чтобы случайно не напасть на судно, идущее под флагом Австрало-Японской Федерации или Черного Аттилы), наша добыча становилась все скуднее и попадалась все реже. Прямо пропорционально скорости иссякания источников энергии и запасных частей исчезали те немногие корабли, которые оставались еще на плаву после войны. Я нервничал, как американский охотник на бизонов, когда понял, что истребил уже почти всю дичь. Иногда проходили один-два месяца без того, чтобы мы хотя бы издалека увидели возможную добычу.
Обстоятельства вынудили нас принимать решение: либо нам придется вызвать на себя гнев одной из великих держав и напасть на ее корабли, либо же предстоит выискивать более мелкую дичь. Обе перспективы выглядели в наших глазах совершенно унылыми. Против великих держав нам не продержаться, а что до такого грязного дела, как нападение на корабль, намного меньше нашего, то ни один из нас не получал радости от подобной мысли. Единственной альтернативой всему этому было присоединиться к флоту одного из небольших нейтральных государств. Без сомнения, нас с восторгом примут на службу (оставаясь пиратами, мы были как заноза в глазу, а корабль такой величины, как наш, любое государство с удовольствием увидело бы на своей стороне; так что большинство правительств откажет себе даже в радости с нами посчитаться). Но что хорошего в том, чтобы подчиняться дисциплине после того, как мы вкусили настоящей свободы в открытом море?
Несмотря на все оговорки, я чувствовал разумность последнего плана и склонял Корженёвского именно к этой идее. Он был умный капитан, смотрел далеко и соглашался с тем, что его деятельность не может быть расценена иначе как пиратская.
– Я мог бы в любой момент утопить «Лолу Монтес» и уйти на покой, – доверительно объяснил он мне. – На островах меня бы приняли с удовольствием.
Но я боюсь скуки. Прежде, еще давно, я лелеял мечту писать романы [7] , знаете ли. Меня не оставляет ощущение, что материала достаточно по меньшей мере для одной-двух книжек. Однако теперь эта мечта не кажется мне столь неотразимой. Кому нынче читать мои книжки? Да и вообще, кто их издаст? Кроме того, не скажу, что возможность писать для грядущих поколений выглядит в моих глазах оптимистично, поскольку, вероятно, не будет больше никаких грядущих поколений! Нет, думаю, вы правы, Бастэйбл. Настало время для нового приключения. В Южной Америке и Индокитае еще существует несколько достаточно больших флотов. Даже в Африке есть один или два. Я надеялся, что нас примет одна из скандинавских стран, но вчерашние известия уничтожили эти планы навсегда.
Накануне мы узнали, что армии Черного Аттилы достигли Северной Европы и повалили последние бастионы западной цивилизации. От слухов о том, что он сделал со шведами, датчанами и норвежцами, у меня кровь застывала в жилах. Теперь черные племенные вожди разъезжают по Стокгольму в каретах убитых членов королевской семьи, а жители Осло все до единого обращены в рабство, и их силами создаются огромные генераторы и химические фабрики, необходимые для снабжения энергией боевых машин Черной Орды. В Копенгагене не осталось больше никого, кого можно было бы поработить, потому что город пережил длительную осаду. Остался там лишь мусор, шуршащий под ветром.
Поразмыслив над всем этим, Корженёвский снова заговорил:
– Еще один довод против возвращения на острова – это, несомненно, слухи о том, что Черный Аттила намерен вторгнуться в Британию. Если это произойдет, то рано или поздно горные районы и острова тоже окажутся в смертельной опасности.
– Этой мысли я просто не могу перенести, – сказал я. – Но если это случится, то я – за то, чтобы вести против него партизанскую войну. Конечно, нас уничтожат, но мы, по крайней мере, успеем сделать хоть что-то…
Корженёвский улыбнулся:
– Я не испытываю особого чувства долга по отношению к Великобритании. Но вам, вероятно, придало бы воодушевления, если бы я согласился с вашим планом?
Я был ошеломлен. Тогда он широко улыбнулся:
– Разумеется, я это сделаю. Шотландцы были добры ко мне. Если я вообще имею нечто вроде родины, то сегодня она находится на Внешних Гебридах. И все же меня не оставляет ощущение, что захват Черными Ордами Великобритании – это всего лишь отвлекающий маневр. Цицеро Гуд держит в уме куда более крупные цели.
Генерал Цицеро Гуд (как он себя называл) был военным гением, известным под прозвищем Черный Аттила. Мы уже слышали, что он не был урожденным африканцем, что он родился в Арканзасе и был сыном раба. Наиболее вероятная разгадка его планов заключалась в том, что его основной целью были Соединенные Штаты Америки (хотя слово «Соединенные» давно уже не отвечало истине) – если, конечно, главным побуждением для уничтожения западных народов была месть белой расе за все зло, что белые причинили ему и его народу.
Я заметил, что Цицеро Гуду было присуще чрезмерное стремление выделиться. Даже его тезка, прежде чем спустить орды гуннов на западный мир, обзавелся чем-то вроде благородных побуждений мести.
– Разумеется, – согласился Корженёвский, – но Гуд берет на себя роль мессии. Он ведет квазисвященный крестовый поход против поработителей своего народа. У нас в Польше тоже было несколько подобных вождей. Вероятно, вам, британцу, не понять подобного чувства, но мне оно, думаю, хорошо знакомо. Кроме того, каким бы ни было ваше мнение о характере Цицеро Гуда (о котором мы, если вдуматься, знаем очень мало), вы должны признать, что он гений. Сначала он объединяет большую часть отдельных племен и разобщенных африканских стран, потом воспламеняет их своими идеалами и с невероятной скоростью и ловкостью начинает претворять эти идеи в жизнь.