– Выходите первый, – сказала она.
Я наконец-то выбрался из машины, чему был несказанно рад, и теперь стоял и ждал, пока мои глаза привыкнут к изменившемуся освещению. Вокруг был плоский, ровный ландшафт. Я разглядел лишь очертания построек, окружавших нас ровными рядами. Это место показалось мне чем-то знакомым.
– Где же мы? – спросил я.
– Думаю, раньше это называли «Овалом», – объяснила она, спрыгивая на траву рядом со мной. – Быстрее, мистер Бастэйбл! Мой воздушный корабль должен стоять там, снаружи.
В сложившихся обстоятельствах мои чувства были довольно нелепы, я это знал, и все же был шокирован: мы осквернили одну из самых знаменитых площадок для гольфа!
Воздушный корабль Уны Перссон значительно отличался от тех воздушных судов, к которым я привык в 1973 году. Это было изящное нечто с алюминиевой рубкой, защищавшей что-то вроде стержня или мачты с вмонтированным в нее большим пропеллером с тремя лопастями. На хвосте находился руль, а по обе стороны руля сидели еще два маленьких пропеллера. Из рубки торчали два широких плоских плавника, которые, как и пропеллеры, служили для управления и стабилизации корабля, пока он находится в воздухе.
Слегка покачнувшись, мы оторвались от земли. Мотор жужжал едва слышно. Только теперь мне пришло на ум спросить, куда же мы, собственно, направляемся. Мы пролетели Лондон (вернее, то, что от него осталось) на высоте примерно девятисот футов. Не было ни одного объекта, по которому можно было бы ориентироваться. Бомбы сравняли город с землей. Рядом с этим легендарная судьба Карфагена казалась ничем. Какое безумие охватило людей, чтобы так поступать со своими же собратьями по роду человеческому? Не так ли выглядела Хиросима после того, как «Шань-Тянь» сбросила на нее свой смертоносный груз? И если да, то на совести у меня слишком многое. Не брожу ли я из сновидения в сновидение? Не было ли реальностью лишь то, что я делал из своих снов? И, в конце концов, существует ли вообще то, что можно назвать «историей»?
– Куда мы летим, мисс Перссон? – спросил я, когда Лондон остался позади.
– Первую остановку я сделаю в Кени, где мы заправимся горючим.
– В Ирландию, – я вспомнил первую подводную лодку, которую видел в жизни. – Я надеялся…
В это мгновение мне стало ясно, что я укрепился в намерении принять предложение Корженёвского. Я был сыт по горло тем, что пережил в своей родной стране, и тем, что стало с ней и ее жителями. Утверждение Корженёвского о том, что море – единственное место для порядочного человека, постепенно приобретало для меня новый смысл.
– Да? – она повернулась ко мне. – Я взяла бы вас с собой, мистер Бастэйбл. Я ваша должница, это действительно так. Но, с одной стороны, горючего у меня едва хватит для того, чтобы вернуться самой, а второй пассажир значительно увеличит расход топлива. С другой стороны, вряд ли вы найдете мой образ жизни приятным. Я могла бы высадить вас там, где не так опасно, как в Южной Англии. Вот лучшее, что я могу вам предложить.
– Я намеревался пробраться в Шотландию, – сказал я. – Как вы считаете, велики ли мои шансы?
Мне совершенно не хотелось называть мою настоящую цель. Корженёвскому вряд ли понравится, если я выдам местонахождение его секретной базы.
Она нахмурилась:
– Побережье Ланкашира – вот самое лучшее, что я могла бы вам предложить. Где-нибудь за Ливерпулем. Если вы будете обходить стороной большие города, такие, как Глазго, то пройдете. Горные районы мало пострадали от бомбардировок, и я сомневаюсь в том, чтобы эпидемии распространились до тех мест.
Вот так и случилось, что я простился с Уной Перссон на соленом пляже залива Моркам поблизости от деревеньки под названием Силвердэйл. Светало. Представший моему взору ландшафт являл приятный контраст тому, что я оставил совсем недавно. В небе кричали морские птицы, искавшие себе завтрак; несколько овец, жуя сочную траву, недоверчиво поглядывали на меня. В свете встающего солнца сверкало неохватное море, широкое, спокойное. Эта умиротворяющая картина сельской идиллии куда больше соответствовала образу той Англии, которую я надеялся найти, когда сходил на берег в Дувре. Я помахал мисс Перссон и долго еще смотрел, как ее корабль быстро поднимается в небо и берет курс через море в направлении Ирландии. Когда она исчезла из виду, я закинул за плечи свой карабин и направился в деревню.
Это была довольно большая деревня с красивыми каменными домами, обычными для этой местности; однако ж она была совершенно пуста. Жители либо бежали из страха перед ожидаемым нападением, либо же вымерли от эпидемии и были похоронены теми, кто остался в живых, а у тех хватило ума держаться подальше от очага заражения. Но я не обнаружил ни малейшего признака подобной катастрофы. В надежде найти продукты, карты и тому подобное я осмотрел несколько домов, которые оставались в полном порядке. Мебель по большей части была аккуратно прикрыта от пыли покрывалами, и все испорченные продукты выброшены. Я отыскал значительное количество мясных консервов, заготовок овощей и фруктов, которые, правда, были тяжеловаты для того, чтобы их тащить, но зато могли прокормить меня какое-то время. Кроме того, мне чрезвычайно повезло: я наткнулся на несколько хороших карт северной части страны и Шотландии. Я провел в Силвердэйле целый день, позволив себе роскошь поспать в мягкой постели, после чего направился в сторону моря.
Вскоре мне стало ясно, что жизнь в этой части страны идет сравнительно нормально. Основу сельского хозяйства составляло здесь преимущественно разведение овец и коров, и если люди и вынуждены были жить в сравнительной бедности, то все же война почти не изменила их привычного уклада. Если в окрестностях Лондона меня встречали со страхом и недоверием, то здесь я был желанным гостем, меня кормили и расспрашивали о новостях, касающихся южной части страны. Я охотно рассказывал им все, что знал, искренне желая предостеречь приветливых северян от безумия, охватившего Лондон. Мне же, в свою очередь, рассказывали о том, что подобные же факты наблюдаются в окрестностях Бирмингема, Манчестера, Ливерпуля и Лидса и советовали обходить как можно дальше Карлистл, поскольку тамошние жители (кто еще не умер) чрезвычайно подозрительны по отношению к каждому, кто, как им казалось, живет лучше, чем они сами; они могут быть опасны, пусть даже еще не скатились на ту ступень варварства, какую я наблюдал в Ист-Гринстеде. Кроме того, там имелись небольшие очаги заразы «чертова гриба», что также не улучшало их отношения к любому пришлому человеку.
Я с благодарностью принимал предостережения к сведению, я шел дальше, я наслаждался гостеприимством, когда мне его предлагали. Таким образом, я постепенно продвигался все дальше на север. Вокруг стояла прекрасная погода – быть может, это была самая лучшая осень в моей жизни. Я изо всех сил старался добраться до островов до наступления зимы, потому что после снегопадов горы будут уже недоступны.
Наконец я увидел внушительные гряды Грампианских гор и в конце концов пересек большое болото Раннох, взяв при этом курс на Форт-Вильям, лежащий в тени горы Бен-Невис. В ясном солнечном свете начала зимы горы сверкали красным кельтским золотом; ничто на свете не могло с ними сравниться, и Британские острова представляются совсем не такими уж маленькими, когда видишь, как Грампианские горы простираются во все стороны света. Это уникальное место, изобилующее дичью – горными козлами, шотландскими куропатками, фазанами; пенные ручьи полны форели и лосося. На этом этапе своего путешествия я трапезничал, как король, – дичи, как я только что сказал, было в изобилии. Я даже подумывал, не отказаться ли от плана присоединиться к Корженёвскому на Внешних Гебридах, не начать ли новую жизнь здесь: занять брошеный крестьянский двор, разводить овец, а остальной мир (вернее, то, что от него осталось) пусть себе медленно погибает. Но я знал, что зима здесь может быть очень суровой. Кроме того, доходили слухи, согласно которым старые кланы вновь собираются вместе, как в былые дни, прежде чем мечты этого великого безумца принца Карла Эдуарда Стюарта не положили плачевный конец древнему укладу жизни горцев.