Принуждаемый неодолимой внутренней силой, он улегся рядом со своей жертвой, каждой клеткой кожи осязая ее липкое от крови и пота, теплое и податливое, как рыхлая земля, тело. Спазмы нестерпимого отвращения душили Люгера, но мокши заставил его тесно обнять мертвеца, а губы будто сами собой сложились для кошмарного поцелуя.

Его обдало омерзительным смрадом из раскрытого рта трупа, однако все человеческое в Стервятнике было подавлено, и ничто не могло остановить мокши, стремившегося к новому Переселению. Затвердевший язык коснулся гнилых зубов. Невыносимая близость, почти слияние…

Словно погрузившись в какой-то мучительный полусон, Люгер ощутил, что внутри него бродят ледяные вихри, замораживая в жилах кровь. Пытка продолжалась – на этот раз невидимый и недосягаемый палач терзал его потроха… Потом что-то расперло Стервятнику глотку, будто в ней застряла кость, и на некоторое время он потерял способность дышать. Адская боль пронзила голову. Наконец что-то похожее на черный жидкий лед прорвало плотину в горле и хлынуло из Люгера, переливаясь в мертвеца. Тот содрогнулся всем телом, а затем его веки шевельнулись…

И снова мокши проделывал то, что казалось невозможным. Слот почувствовал, как под ним оживает гора дохлого мяса. Это было все равно что услышать шепот, доносящийся из каменной статуи, или увидеть лицо, вылепленное из сгустившегося тлена. Зато теперь чуждая жизнь оставила его в покое, отпустила, и Стервятник в буквальном смысле пришел в себя. Осознав случившееся, он поспешно откатился в сторону и обнаружил, что все еще сжимает в руке нож.

С непривычки он ощущал непередаваемую рыхлость внутри, как будто превратился в набитое тряпьем чучело. Он перестал что-либо видеть и ощупывал одной рукой другую. Он помнил боль, которую испытывал, когда ему вырывали щипцами ногти, но сейчас ногти были на месте, а вокруг исчезнувших ран появились участки гладкой кожи.

Тем временем где-то поблизости происходило то, о чем Люгер мог только догадываться. Бывший мертвец сел, согнувшись в поясе, как деревянная кукла. Его зрачки беспорядочно двигались, вдобавок он медленно поворачивал голову из стороны в сторону, словно изучая камеру. Затем поднес к лицу свои руки. Пальцы все еще были скрючены, и он с усилием распрямил их. При этом раздавался хруст, похожий на звук, с которым лопается яичная скорлупа…

Сейчас Люгер отдал бы многое за глоток вина, а еще больше – за полную чашу. У него в глотке так пересохло, что казалось, с воздухом он вдыхает песок, царапающий внутренности. Сердце бешено колотилось в груди, тем не менее его конечности все еще были холодными, как у остывшего мертвеца.

И будто выздоравливая после тяжелой болезни, он чувствовал, как рассеивается пелена, затуманившая разум, и постепенно проясняется память. Тяжесть свободы, от которой он давно отвык, обрушилась на него. Он пережил слияние с мокши, затем разделение, исход этого демона, но одновременно с невероятным облегчением испытывал почти детскую незащищенность, как будто лишился сильного тайного союзника, способного на то, на что не было способно ни одно другое существо. Удивительная прозрачность мыслей и ощущений казалась таковой лишь по сравнению с недавним прошлым. Закрыв глаза, он парил в беспредельной сияющей голубизне, однако пока длился полет, в нем успела зародиться тревога. Разве могла закончиться чем-то хорошим эта эйфория освобождения?..

Она закончилась возвращением страдания и боли, забившейся в его измученном теле. Голод, жажда, зуд, жжение, ломота в костях – все, о чем он и думать забыл, вдруг напомнило о себе. Болели даже отросшие рука и нога, но как-то по особенному, будто причина такой боли была неведома Слоту. Язык с трудом ворочался во рту, полном зубов.

Он привыкал быть самим собой, а тем временем мокши неловкими движениями пытался сгрести кишки, вываливавшиеся из его распоротого живота. Наконец он попросту оторвал их от себя и отбросил в сторону за ненадобностью. Потом встал, зияя отвратительной пустотой под грудью, которая сделала его похожим на выпотрошенную свиную тушу, и, неуверенно ступая, направился к Стервятнику.

Люгер услышал шаги и почуял запах. Стараясь подавить свой страх, он внушал себе, что мертвец – это уже не злобный полубезумный уродец, а только новое временное пристанище для мокши, которого Слот мог даже считать своим невольным спасителем, но долгие часы пыток и пережитый кошмар Переселения невозможно было сразу вытравить из памяти. Он выставил перед собой нож, однако мертвец всего лишь склонился над ним, и голос, раздавшийся из зловонной глотки, не очень внятно приказал:

– Вставай!

Скорее всего, мокши решил, что сейчас совершенно излишне прибегать к человеческой мимике, и не двигал губами. К тому же говорил он с присвистом, причиной чего могла быть лишняя дыра в горле.

Люгер повиновался. Предстоящий побег уже целиком поглотил его мысли. Все, чего он теперь хотел, это выбраться из подземелья и оказаться под открытым небом. Он надеялся, что после разделения к нему вернется и подавленная мокши способность к Превращениям. Впрочем, он, как всегда, был готов и к худшему.

– Одень меня! – Мокши отдал следующий приказ, и Стервятник мгновенно сообразил, в чем состоит план, и оценил его несомненные достоинства.

Как сумел, он задрапировал клочьями рясы выпотрошенный живот палача и вытер с его лица следы крови. Трудность заключалась в том, что приходилось действовать на ощупь. Самому Люгеру не во что было одеться, но одежда могла стать помехой, если бы вдруг возникла необходимость в быстром Превращении.

И все же, оставаясь голым, он чувствовал себя более чем неуютно. Нож был неплох против безоружного, однако у людей Блуденса наверняка хватало мечей и арбалетов.

И вот двое покинули камеру пыток: впереди шел Люгер, держа руки за спиной и изображая связанного, а за ним тяжелой неуклюжей походкой двигался мокши, облаченный в мертвую плоть, которая еще недавно принадлежала одному из верных слуг герцога Блуденса.

Глава двадцать первая ПОБЕГ

Им весьма пригодилась связка ключей, висевшая на поясе у палача; с помощью одного из них Люгер отворил дверь, которая отделяла часть подвала, где находились камеры смертников, от остального подземелья. Похоже, таскать труп, как живое тело, было нелегким занятием даже для мокши – во всяком случае, нижними конечностями он поначалу владел довольно плохо, а хуже всего ему удавалась тонкая работа пальцев. А вот Стервятник, к своей немалой радости, выяснил, оказавшись в освещенном месте, что оба его глаза видят одинаково хорошо.

За следующей дверью располагалось помещение для стражников, и при появлении голого Стервятника на него уставились трое солдат, развлекавшиеся игрой в кости.

– Герцог приказал привести его, когда он заговорит, – просипел мокши. Голос прозвучал неестественно, но Люгер и сам вряд ли заподозрил бы подмену, если бы не стал свидетелем недавнего Переселения. И даже больше чем свидетелем…

– А он неплохо выглядит. С тем, что был до него, ты обращался не так бережно, – сказал один из солдат.