Дважды ей звонил отец Олега, интересовался, нет ли новостей от сына. Соне показалось, что оба раза он был нетрезв. Она лепетала в трубку какие-то слова, бросала телефон и зарывалась головой в подушки, чтобы никого не видеть и не слышать. Декабрьские дни, прожитые Соней, казались ей бесцветными, серыми, словно бы их нарисовал свинцовым карандашом на грязной бумаге какой-то находящийся на грани суицида художник.
Новый год, елка, подарки, кухонная суета, «Голубой огонек», Динка Сопович, забежавшая «всего на одну минуточку, там меня машина ждет, мы на дачу к Робертику едем, представляешь?» — все промелькнуло мимо в метельной круговерти, талой водой утекло меж пальцев. Немного встряхнула Соню поздравительная открытка от тети Клавы, обнаруженная предновогодним вечером в почтовом ящике вышедшим прогулять спаниеля Играйку отцом.
«Поздравляю с наступающими праздниками Нового года и светлого Рождества Христова! — твердым, округлым почерком начертала на яркой почтовой карточке с колокольчиками дворничиха. — Желаю тебе крепкой веры и ангельского терпения. В будущем году все будет хорошо! Клавдия Васильевна Проскурина».
«Она не написала слово «пусть» перед «в будущем году», — машинально отметила Соня, прочтя открытку. — Значит, она уверена, что действительно все будет хорошо. Что ж, колдунье лучше знать».
В гости к родителям пришли друзья — семейная чета Чупрыниных, громкоголосая тетя Таня и весельчак дядя Вова Илованский. Запеченный гусь, салаты, шампанское, свечи и даже исполненная под гитару Илованским дурашливая песенка, специально сочиненная к празднику, не прибавили Соне ни йоты настроения. Когда в телевизоре куранты пробили двенадцать раз, она молча со всеми чокнулась, выцедила шампанское и, поборов желание грохнуть хрустальный фужер об пол, ушла в свою комнату, а за ее спиной на бис завывал дядя Вова:
Заправлены салаты, очищена селедка,
Налеплены пельмени, готов «наполеон».
Давайте же, ребята, возьмем бутылку водки,
Нальем для аппетита, закусим и споем.
Я верю, друзья, старый год завершен,
А Новый спешит с самой дальней звезды!
На снежных тропинках к ночным магазинам
Останутся наши следы…
Грохотали за окнами петарды, ночное небо над Москвой расцветало огненными цветами фейерверков. Собравшаяся на бульваре толпа встречала каждую вспышку радостными криками. За дверью громогласно похохатывала тетя Таня, бубнил телевизор и звенела гитара.
Соня уселась за стол перед компьютером и, чтобы не слышать всей этой новогодней феерии, натянула на голову наушники. Ткнув курсором в папку «My music», девушка выбрала любимую «Мельницу», на которую «подсадила» в прошлом году весь «Морион», и нажала кнопку плеера, загадав: «Какая песня выпадет, такой год и будет!» Выпал «Горец».
Мой горец — парень удалой,
Широкоплеч, высок, силен;
Но не вернется он домой —
Он на изгнанье осужден.
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть!
Соседи мирно спят в домах,
А я брожу в тиши ночной;
Сажусь и плачу я впотьмах
О том, что нет его со мной.
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца — друга моего —
Вернуть горам, лесам и мне!
Эта в общем-то не особо затейливая песенка на стихи Роберта Бернса обычно не трогала Соню. Но сейчас, вслушавшись, она вдруг расплакалась и тут же разозлилась на себя за эти слезы. Не дослушав, девушка в сердцах принялась тыкать стрелочкой курсора в крестик окна плеера, чтобы закрыть его, но промахнулась и попала на ярлык папки «Фото. Морион», размещенной на десктопе. Иконки файлов пестрой россыпью развернулись перед Соней, и, поддавшись какому-то наитию, она зажмурилась и нажала наугад.
Разлепив мокрые ресницы, Соня вскрикнула — с экрана на нее смотрел улыбающийся Олег Марьин, а в наушниках Хелависа заканчивала песню:
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Клянусь, я все бы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть!
…Новогодняя ночь катилась к финалу. Город затихал, лишь на окраинах, в спальных районах, да возле студенческих общаг время от времени взлетали в еще по-ночному темное небо редкие огненные стрелы салютов. Самые молодые и стойкие заканчивали праздничную вахту, остальные уже спали, и многоэтажные дома высились темными айсбергами, подсвеченными мертвенным светом уличных фонарей.
Известный на всю Сретенку алкаш Серега, зябко переминаясь с ноги на ногу, дежурил у подъезда, дожидаясь какой-нибудь припозднившейся веселой и сердобольной компании, чтобы поздравить людей с Новым годом и получить от щедрот халявную порцию спиртного. Он встрепенулся, когда у «красного» дома мягко затормозил большой черный «майбах», приземистый, вальяжный, похожий на холеного персидского кота. Серега рванулся было к машине, но тут едва слышно открылась передняя дверца и из машины выбралась пожилая женщина в пуховом платке, оранжевом дворницком жилете и валенках с галошами. С удивлением узнав в женщине дворничиху из соседнего двора, суровую тетю Клаву, Серега вздохнул и рысцой двинулся прочь — попытать счастья у ночного ларька.
…Соня проснулась от тихого, но настойчивого стука в окно. Комната тонула во мраке. Машинально глянув на светящийся экранчик часов — 5:32, девушка соскочила с кровати. Пол оказался неожиданно холодным, и, поджимая пальцы, Соня босиком проковыляла к окну, отдернула занавеску, вгляделась в полумрак…
Ночью шел снег, и теперь все вокруг было покрыто пушистым белым покрывалом. Чуть в стороне тихонько ворчала двигателем черная машина, а прямо под окном Соня увидела тетю Клаву, у ног которой жалась маленькая лохматая собачонка. Дворничиха поманила Соню — мол, выходи.
Вскарабкавшись на широкий подоконник и едва не свалив горшок с мамиными цикламенами, девушка распахнула форточку и негромко спросила:
— Что случилось?
— Олег нашелся, — просто ответила тетя Клава. — Выходи, девонька, разговор есть.
— У нас спят все! — цепляясь за холодную раму, сказала Соня.
— Время не терпит, Сонюшка. Поспеши, голуба. Ждем. — И тетя Клава пошла к машине, из-за руля которой выбралась высокая красивая женщина, вся в черном.
Закусив губу, Соня спрыгнула с подоконника, не зажигая света, натянула джинсы, свитер, осторожно открыла дверь в коридор и прислушалась. В квартире царила сонная тишина. Родители в спальне, тетя Таня в зале, Играйка на коврике в прихожей — все спали.
Прокравшись на цыпочках к двери, Соня сунула ноги в сапожки, накинула отцов пуховик и отомкнула замок. Притворив входную дверь, она сбежала по ступенькам и выскочила из подъезда.
Женщины ждали ее возле машины. Высокая курила, изящно держа в отставленной руке дамскую трубку с длинным мундштуком. Тетя Клава, нагнувшись, гладила ластившуюся у ее ног собачку.