– Угадай с трех раз, кто будет командовать охотой?
– Неужели я?
Лускус покачал головой:
– Ты мне нужен… В общем, для другого. А операцию по уничтожению бандформирований снейкеров возглавит Лиссаж. Он уже в теме, да и боевого опыта у него достаточно.
– Ну, Лиссаж так Лиссаж. – Елисеев провел пальцем по торцам скоросшивателей, высящихся на столе. – А меня, я так понимаю, опять в горы?
– Именно. Объект «Зеро». Это важнее всего. И знаешь что… – Лускус понизил голос, воровато оглянулся и закончил: – Я пойду с тобой.
– А как же все это? – Клим широким жестом обвел кабинет.
– Вот именно поэтому… – Государственный канцлер помрачнел. – Отпуск мне нужен. Иначе свихнусь.
– То есть бремя власти придавило не хуже могильной плиты? – хохотнул Елисеев.
– Да какое, на хрен, бремя! – зарычал Лускус. – Ты погляди, чем заниматься приходится! Вот, не глядя…
Он протянул руку и вытянул из кипы бумаг на подоконнике несколько листов.
– На, читай! Нет, погоди, я сам, это того стоит…
Одноглазый встал, принял величественную позу, небрежно откинул со лба несуществующую челку и с завыванием прочел:
– «Злу не противился Толстой – ушел из дому он босой!»
– Чего это? Откуда?.. – вытаращился Клим.
– Постой, это еще не все, – перебил его Лускус. – Слушай дальше: «Писатель Горький был усатым. Писал про жизнь он, но без мата». Каково, а? А это: «На сатирический аршин всех мерил Салтыков-Щедрин». Или вот: «Державин, в гроб когда сходил, то всех вокруг благословил». Ну, и мое любимое: «Жизнь слонов и муравьев изучал поэт Крылов».
– Что это за бред? – фыркнул Клим.
– Это не бред, любезный друг. Это из хрестоматии по литературе для старших, я подчеркиваю, старших классов наших школ. Разработано в минобре. Есть там такая могучая дама, Кэрол Чани. Подвижница и просвещенка, мать ее. Мы, говорит, не можем вручить детям первоисточники в силу отсутствия на планете. Но мы, говорит, обязаны привить им любовь к литературе и дать им хоть какую-то информацию о великих писателях и поэтах. Там, кстати, еще много. «Сделать всех умней и чище вознамерился Радищев». Или вот: «Шолохов, донской казак, был и выпить не дурак». Или: «Стрелял жирафов, негров, львов в Судане гордый Гумилев».
Клим не выдержал, расхохотался. Лускус грустно улыбнулся, отшвырнул листки, салфеткой вытер пальцы и сел.
– Так что, Клим, готовься. Через неделю выезжаем.
Продолжая смеяться, Елисеев замахал рукой:
– Нет, Лускус. Пока Медея не родит, я из дому не ногой.
– Ах так?! Тогда… Тогда я тебя назначу главой правительственной комиссии по учебным пособиям. – Одноглазый вскочил, подхватил с пола лист и прочел: «Цветаевой ничто не мило. Ее ждал клуб верёвкофилов».
Хрюкнув, Клим ухватился за край стола, судорожно втягивая в себя воздух. От хохота у него выступили слезы. Дверь распахнулась. На пороге возникла Хелен, встревоженно посмотрела на своего начальника.
– Все нормально, – отмахнулся Лускус. – Господин Елисеев тут знакомится с государственными делами…
* * *
Из дневника Клима Елисеева:
Из Каменного форта пришло печальное сообщение: во время налета снейкеров на один из поездов погиб глава Комитета по продовольствию Временного правительства Рахматулло. Я сразу вспомнил первые дни после крушения Большого модуля, проблемы с едой, вставшие перед колонистами, и белозубую улыбку афганца, первым на свой страх и риск отведавшего мяса прыгуна. Как тогда сказал Рахматулло: «Мяса много, ходит медленно. Не бежит, не ревет. Рогов нет. Чудо, а не зверь. Подарок Аллаха». И вот теперь арбалетный болт пробил ему легкое, и он умер. Восемь ребятишек остались сиротами…
Снейкеры… У меня никак не идет из головы эта проклятая змея. Я не великий знаток символов, но совершенно точно знаю, что она что-то значит. Если бы снейкеры использовали ее в качестве эмблемы, отличительного знака, своеобразного вечного клейма, они могли бы выбрать что-то более воинственное и харизматичное, орла какого-нибудь или оскалившегося тигра.
Ну а раз так, то можно предположить, что тут какая-то идеология, и меченные змеей – не просто бандиты, а борцы за некую идею. И чтобы понять, что это за идея такая, нужно попытаться разгадать значение свернувшейся кольцом змеи.
У нас полным ходом идет подготовка к экспедиции. Плюс хитроумный Лускус все же умудрился увлечь меня работой над учебными пособиями для наших школ. Я сутки напролет сижу над представленными в Комиссию по образованию проектами учебников, выбирая из этой эклектичной мешанины более-менее достойные образцы. Одновременно пришлось взяться за организацию Большого архива – собрания знаний по всем наукам. Приходится опрашивать прорву народа, иногда чуть ли не силой заставлять людей записать то, что они хранят в своей памяти, от правил грамматики до геометрических теорем, от стихов и песен до химических формул и таблиц логарифмов. В группе, созданной мною, работают почти двести человек, но все равно работа движется очень медленно и конца-края ей не видно. Буквально сегодня потратил два часа на степенного мастера-стеклодува. Когда-то он наизусть помнил всего «Фауста» Гете. Теперь же стеклодув злился и упрекал меня.
– Где вы раньше-то были? На олд-мамми до войны я все помнил. А теперь вот…
– Ну, постарайтесь! – буквально умолял я мастера, годившегося мне в отцы. – Это очень важно для нас, для детей, для взрослых, для будущих поколений…
Стеклодув краснел, бледнел, потел, буквально выжимая свою память, как мокрую тряпку. В итоге мы записали несколько отрывков. Мне особенно запомнились слова Мефистофеля:
Мы кинулись сюда бегом.
Дела не кончились добром.
Мы в дверь стучались к ним раз сто,
Но нам не отворил никто.
Мы налегли, не тратя слов,
И дверь слетела с косяков.
Мы сообщили твой приказ,
Они не стали слушать нас.
Мы не жалели просьб, угроз,
Но не был разрешен вопрос.
Конец желая положить,
Мы стали вещи выносить.
Тогда их охватил испуг,
И оба испустили дух.
А гость, который был там скрыт,
Сопротивлялся и убит.
Меж тем как все пошло вверх дном,
От искры загорелся дом.
И эти, трупы к той поре,
Втроем сгорели на костре…
Я не суеверный человек, но, признаюсь, несколько разволновался, потому что в стихах великого немца мне почудилось что-то такое… мистически-оккультное, что ли? Как будто некто специально сделал так, чтобы я услышал эти строки. У меня такое чувство, что это намек. Но вот что он означает? Не знаю…
За всей этой суетой я как-то пропустил момент, когда закончилась вакцинация горожан. Теперь мобильные отряды санитаров, усиленные нарядами народной милиции Панкратова, разъехались по окрестностям, забираясь все дальше и дальше от города. На отдаленных фермах, в стойбищах пастухов люди слыхом не слыхивали о «пятнухе», и нашим вакцинаторам иной раз приходится прикладывать немало усилий, чтобы добиться согласия на прививку.