В голове моей было звеняще-пусто. Все закончилось, все разрешилось там же, где и началось – на заснеженном берегу Тобола, за две с лишним тысячи километров от Москвы.
Я на секунду бросил весла, выбросил за борт лом и лопаты, вытащил наган, выщелкнул стрелянные гильзы из барабана, и тоже бросил их в Тобол. Лодку за это время успело развернуть по течению, и мне стоило не малых трудов вернуться на то же место, где я утопил лопаты.
Продолжая грести, я попытался сосредоточиться. Ну мужик я или не мужик, из конца-то в конец! Борис вон с самого начала говорил: «Такому жить не зачем!», а я распустил нюни!
Тут в мои размышления влез внутренний голос, который выдвинул простой, но весомый аргумент: «Ну чего ты трясешься?! Ты же отомстил за смерть друга! Это же святое дело! Осталось только правильно замести следы – и все!»
Я отпустил левое весло, зачерпнул пригоршню ледяной тобольской водицы и бросил ее себе в пылающее лицо. Не знаю, что меня вернуло к действительности, встряхнуло, вывело из транса – «внутренний я», или речная вода, но я вдруг словно посмотрел на все другими глазами. В голове заметались мысли: «Ящики выгрузить у Паганеля, войти с ним в долю, и Пеклеванного с собой взять – он деньги любит, будет молчать! Если у нас в „Залпе“ спросят про Смирнова, сказать, что неожиданно с полдороги заболел и вернулся домой, в свой Ряжск!»
Я греб, рассуждая сам с собой – даже азарт какой-то появился! Изредка я оглядывался, проверяя правильность направления, а так в основном смотрел на воду вокруг лодки, на пляшущие в ней звездные серебряные черточки. И вдруг совершенно отчетливо черточки эти поползли друг к другу, сливаясь в линии, завертелись колесом – и вновь, теперь уже из аспидно-черной воды, смотрит на меня глумливый глаз, колышется, словно подмигивает, словно хочет сказать: «Ничего не закончилось, человек! Я слежу за тобой, я здесь, я рядом! Ты – мой!»
С глухим ударом лодка врезалась в прибрежные камни, меня по инерции сильно качнуло вперед, опрокидывая на спину. Наваждение исчезло, а из темноты вынырнул испуганный Пеклеванный:
– Серега, ты че?! А где Николаич?!
Я с трудом поднялся, вылез из лодки, сел на борт и сказал:
– Сядь! – потом помолчал с минуту и начал: – Два месяца назад, в субботу, рано утром ко мне заехал мой друг детства, Николай, Николенька…
Когда я закончил свой рассказ, Пеклеванный только развел руками:
– Ё-моё! Ну бывает же такое! Чего делать-то теперь? Мокруха получилась, если че – имей в виду, я ни че незнаю! Николаич заболел и свалил в Куртамыше, больше я его не видал! Слушай, а много денег будет, когда вы эти… ну, побрякушки старинные продадите?
Я пожал плечами:
– Наверное, много… Паганель говорил – это миллионы стоит…
– Ну гляди, Серега! Миллионы не миллионы, но тыщь на пятьдесят баксов я рассчитываю! Все, не хер сидеть! Давай, ящики грузим и валим отсюдава!
Я поднялся, мы вытащили груз на берег, оттолкнули уже примерзшую лодку, течение подхватило ее и спустя минуту она скрылась во мраке…
Загрузили «Камаз». Пеклеванный запер кунг, мы залезли в холодную кабину, и тут мне на глаза попался портфель Судакова, лежащий на сидении.
– А ну, включи-ка свет! – скомандовал я водителю, отщелкнул замок и вывалил содержимое портфеля на разосланное на сидении одеяло.
Вещи, еда, полотенце… Рыба, купленная в Переволоках… Несколько печатей каких-то фирм, подушечка для них, связка ключей, в одном из которых я безошибочно узнал ключ от своей квартиры, и бумаги – три пластиковые папки с синим обрезом. Все, больше в портфеле ничего не было.
Я наугад вытащил из одной папки несколько листков – учредительные документы какого-то ООО «Максуд», бланки, накладные, чековая книжка. В другой папке лежала та самая, уже знакомая мне карта, распечатанное на принтере описание кургана, сделанное Профессором, и деньги, доллары, тысяч пятнадцать, наверняка те самые, Николенькины…
Третья папка содержала одну-единственную бумагу, «Договор №…». Я вчитался в текст: «Данный договор, заключенный между охранной фирмой „Залп“ с одной стороны, и ООО „Максуд“ с другой, о том, что…».
В общем, выходило, что этот «Максуд» арендовал у «Залпа» машину, наш «Камаз», с водителем и охранником, для перевозки сельхозпродукции, на десять дней, и уплатил за это двадцать восемь тысяч рублей. От «Залпа» договор подписал Гречников, от «Максуда» – какой-то Логинов М.К…
Я сложил все Судаковские вещи назад, оставив только уже проштампованную накладную, в которой надо было лишь проставить число, договор, и деньги.
– Делить будем? – тревожно спросил водитель, жадно поглядывая на пачку долларов у меня в руках. Я молча отсчитал семь с половиной тысяч, протянул Пеклеванному, вылез из машины, сунул в портфель пару тяжелых голышей, раскрутил его, и уже собирался метнуть в реку, как сзади раздался голос водителя:
– Стой! Лучше сожги!
Я повернулся. Он подбежал ко мне, запыхавшись:
– Вдруг случайно кто выловит! А после огня один пепел остается! Давай, я солярочки плескану!
Мы сожгли портфель со всем содержимым, Пеклеванный ногой разметал пепел и золу, а металлические застежки портфеля запиннул в воду.
– Все, теперь ништяк! Ну, поехали, что ли?
Мы залезли в кабину, а я все думал – уж очень знакомая фамилия – Логинов! Где-то я недавно ее слышал…
Стоп! Логинов… Логинов! М. К. – Максим Кузьмич! Это же Паганель!
Я окончательно запутался. Пеклеванный, с тревогой глядевший на меня, вопросительно мотнул головой, мол, чего ты?
– Получается, что машину у «Залпа» арендовал Паганель… – вслух сказал я, закурил, и начал рассуждать дальше: – Мы забираем в Ряжске сотрудника этого ООО, который оказывается Судаковым, и едем за сокровищами, оставшимися в кургане… То есть Паганель отправляет Судакова за ними! Выходит, с самого начала за всем этим стоял Паганель, который был в сговоре с убийцей Судаковым! А «Максуд» – это Мак-сим и Суд-аков!
Я почувствовал себя очень плохо – добряк археолог, нелепый, неуклюжий, всегда бодрый и веселый Паганель – главарь мафии, убивающей археологов и присваивающей их находки! Как-то не вязалось все это – ведь он лазил с нами в овраг, отсасывал яд из раны у Бориса, а как искренне он переживал смерть Леднева и увечье Профессора! Неужели все – игра, заранее разработанный план, гарантирующий стопроцентное алиби?!
И если так, выходит, что у них все бы и получилось, не окажись случайно нанятым охранником я! Или не случайно? Или не Судаков, а я сейчас должен был лежать в арийском кургане?
Пеклеванный завел двигатель, прогрел его, мы развернулись и поехали назад, к Куртамышу, а я все думал, размышлял, прикидывал и так, и эдак, невольно проникаясь опасливым уважением к замыслам Паганеля. Такой бы умище – да на хорошие дела!
* * *
Пеклеванный гнал «Камаз» всю ночь, и лишь доехав до Челябинска, остановился поесть и поспать. Дорогой мы почти не разговаривали – я, механически глядя на летящую за окном тайгу, все вспоминал, взвешивал, раскладывал по полочкам события двухмесячной давности, а Пеклеванный, по-моему, просто боялся лишний раз заговорить с «мокрушником».