— Ловко сработано!
— Ты имеешь в виду архивариуса или фотографа? — спросила она.
— А ты как думаешь?
— Ну, — сказала она, — давай назовем это так: случай непреодолимого влечения к неотразимому существу.
— Я что-то не заметил неотразимого существа, — возразил я.
Элси с притворной скромностью опустила глаза:
— Видимо, на сей раз ты осмотрелся менее тщательно, чем обычно, Дональд.
— Я совсем не осматривался, — поправил ее я.
Элси покраснела.
— Берта вознамерилась преподнести себя публике единственным представителем фирмы, — заметил я. — Она не позаботилась, чтобы в газете появилась и фотография компаньона.
— Когда речь идет о внутриагентских отношениях, — твердо сказала Элси Бранд, — я придерживаюсь тактики благоразумного молчания.
— Чертовски разумная тактика.
— Ты будешь на приеме, Дональд?
— Незачем, — ответил я. — Это бенефис Берты.
С нанимателем договорилась она, рекламу организовала тоже она. Пусть и торчит там около лифта, наблюдая за девчонками с декольте чуть не до пупа и надеясь через разрез узреть какого-нибудь нефритового Будду.
Элси рассмеялась.
Я вошел, постучав, в кабинет Берты Кул:
— Мои поздравления, Берта.
— По какому поводу?
— Фотография, известность…
— О… Небольшая реклама время от времени не повредит детективному агентству.
— Именно это я и имел в виду, — сказал я.
Берта взяла газету, открытую на анонсе предстоящего крокеттовского приема, и, разглядывая фотоснимок, проворчала:
— Нахальная девка!
— Архивариус? — поинтересовался я.
Она кивнула.
— Сотрудник Крокетта по связям с общественностью утверждал, что соблазнительные ножки совершенно необходимы, — напомнил я.
— Это не соблазнительные ножки, — огрызнулась Берта. — Это анатомия.
— Ну а ты вышла на фото прекрасно, — сподхалимничал я. — Выглядишь вполне профессионально.
— Какая есть, — мрачно отозвалась Берта.
На этом мы и расстались.
Я вернулся домой около полуночи, принял душ, дотащился до постели и только собирался погасить свет, как зазвонил телефон. Я поднял трубку, сказал: «Алло», — и голос Берты Кул ударил в уши, словно порыв ветра — в кучу сухих листьев.
— Дональд! — завопила она. — Приходи сюда!
— Куда это «сюда»? — поинтересовался я.
— В квартиру Дина Крокетта-второго!
— Что случилось?
Она завизжала:
— Черт побери! Не задавай вопросов! Мчись сюда! Во весь дух! Немедленно!
— Ладно, — согласился я.
С расположением крокеттовской квартиры на двадцатом этаже многоквартирного жилого дома я был знаком и со слов Берты, и по газетной статье. Обитателей и визитеров туда поднимал из отдельного вестибюля специальный лифт, его снующая вверх и вниз кабина открывалась по сигналу из прихожей на двадцатом этаже.
Когда Крокетт устраивает прием и в других особых случаях, нижний вестибюль держат открытым и там дежурит лифтер. Лифт автоматизирован. Тот, кто хочет посетить Крокетта, должен позвонить из комнаты дежурного по дому. Крокетт, ежели пожелает, прикажет кому-нибудь спуститься в лифте и открыть дверь вестибюля, а сам будет ждать визитера на двадцатом этаже. А ежели не пожелает, наверх нипочем не подняться, если нет ключа, подходящего к двери вестибюля. Когда кто-либо входит в этот вестибюль, скользящий щиток отходит назад, открывая кнопку, нажатием которой можно вызвать лифт. Кроме того, имеется другой скользящий щиток, скрывающий телефон, напрямую соединенный с апартаментами Крокетта. Дверь вестибюля, открывающаяся по сигналу с двадцатого этажа, точно такая же, как дверь квартиры. На ней номер 20.
Когда я вознамерился подняться на двадцатый этаж, дверь вестибюля была открыта и там дежурил лифтер.
Я дал ему свою визитную карточку, но она не возымела никакого действия. Он сказал: «Подождите здесь» — и закрыл дверь лифта перед моим носом. Затем поднялся и, видимо, переговорил с самим Крокеттом, поскольку, когда он вернулся, его тон был совсем другим:
— Прошу извинить, я только выполнял указания. Все в порядке. Я подниму вас, мистер Лэм.
Я вошел в кабину, и лифт повез меня наверх. Когда его двери раздвинулись, я очутился в приемной, убранной восточными коврами, с хрустальными люстрами, с рядом кресел и просторными стенными шкафами. Каждая дверца шкафа, будучи открытой, образовывала отдельный отсек для пальто и шляпы. За гардеробной стойкой стояла весьма привлекательная девушка в юбке до колен. Взяв мои пальто и шляпу, она осчастливила меня натянутой улыбкой.
Дверь в прихожую открылась, и быстро вошел Мелвин Отис Олни. Он был в смокинге и выглядел обескураженным.
— Входите, пожалуйста, — пригласил он.
— Что случилось? — спросил я.
— Пожалуйста, войдите.
Я последовал за ним в комнату, обставленную с претензией на комфорт и намеком на восточный стиль. Там сгрудилась небольшая кучка людей, пытавшихся говорить одновременно. В стоявшем посередине высоком человеке я узнал Дина Крокетта-второго. Его фотографии часто украшали различные иллюстрированные еженедельники, спортивные и охотничьи журналы, а также колонки светской хроники в газетах.
Берта Кул, казалось, искала повода удрать подальше от этой группы. Она схватила мою руку и так сжала ее, словно я спасатель, а она — на дне водоема глубиной тридцать метров. Косметика была недостаточно толстой, чтобы скрыть багровые пятна на ее лице. На лбу выступили капельки пота. В общем, Берта выглядела буйнопомешанной.
— Сукин сын! — прошипела она.
— Это ты мне? — осведомился я.
— Ему.
— Тогда другое дело, — сказал я. — Что случилось?
Она пообещала:
— Отойдем в сторонку, и я расскажу.
— Миссис Кул, — позвал Крокетт голосом резким, словно щелчок хлыста.
— Одну минуту, — отозвалась Берта Кул, — это мой компаньон. Мне надо с ним посоветоваться.
— Тащите его сюда. Я хочу познакомиться с ним.