— Что?
— Дайте мне лист бумаги.
Она открыла ящик стола и вырвала лист из альбома. Я достал свою ручку и написал: «Настоящим я уполномочиваю агентство „Кул и Лэм“ отыскать и забрать резных нефритовых Будд из коллекции моего мужа, которые были украдены из нашей квартиры».
Я положил перед нею бумагу и авторучку. Она прочитала и спросила:
— Не хотите ли поставить на нем дату? — Я покачал головой.
— Даже дату кражи? — Я опять покачал головой. — Почему?
— Так нужно.
Она на мгновение заколебалась, затем подписала.
Я взял бумагу, сложил ее, положил в карман и сказал:
— До скорой встречи, Филлис.
Она выглядела разочарованной:
— Я хочу, чтобы вы не всегда так спешили, Дональд.
— Постараюсь, — пообещал я и вышел.
Я дважды объехал квартал, изучая дом. Было темно, и я не мог ничего разглядеть как следует, но в окне одной из комнат горел свет, место выглядело спокойным и заселенным. Признаков бурной деятельности не было.
Респектабельный, с крыльцом, обвитым разросшимися виноградными лозами, дом излучал спокойное достоинство. Я припарковал агентский автомобиль, поднялся по ступеням, вынул нефритового божка и спрятал его в глубокой тени виноградного куста. Почувствовал, что не стоит вносить туда идола. Если этот тип заодно с Сильвией и она украла Будду для него, скорее всего он уже знает обо мне. Я плотнее сдвинул ветки над тайником и позвонил.
К двери подошел человек пониже меня ростом. Ему было, вероятно, около пятидесяти. Выражение его водяных глаз вызывало в памяти глаза бездомной собаки с поджатым хвостом, которой всю жизнь доставались только пинки да камни.
— Вы Мортимер Джеспер, — уверенно сказал я.
— Да, я Мортимер Джеспер, — подтвердил человек, осматривая меня со слабым любопытством.
— Меня зовут Лэм, — представился я, — Дональд Лэм. Я частный детектив. Могу я поговорить с вами?
— Почему бы и нет, мистер Лэм. Не угодно ли войти?
Я вошел за ним в дом. Мы прошли через небольшой холл в комнату. Это из ее окон на улицу лился свет. Комната представляла собой нечто среднее между студией, логовищем и магазином. Там были большой письменный стол, верстак с несколькими крошечными токарными станочками для ювелирных работ, большой сейф с двойной комбинацией, бинокулярный микроскоп, несколько книг, тяжелое вращающееся кресло позади стола и еще два старомодных кресла с кожаными сиденьями — перед ним.
— Присядьте, — предложил он мне спокойным, мягким голосом. — Скажите, чем я могу быть вам полезен, мистер Лэм?
— Я с очень деликатной миссией.
— Что-нибудь секретное?
— Нет.
Я наблюдал за ним, стараясь выбрать наилучшее начало для разговора.
— Вам знакома натурщица по имени Сильвия Хэдли? — спросил я наконец.
Он взял карандаш и начал машинально рисовать на бумаге в бюваре нечто бессмысленное. Это продолжалось несколько секунд; потом Джеспер поднял на меня глаза и спросил:
— Это имеет какое-нибудь значение?
— Это вполне может иметь значение.
— Почему вы захотели поговорить со мной?
Я ответил:
— Я профессионал, мистер Джеспер.
— Профессионал?
— Детектив.
— Это вы уже сказали.
— Я получаю деньги за свою работу.
— Что ж, это вполне естественно.
— Я пришел поговорить с вами кое о чем и полагаю, это может иметь значение.
— О чем же вы хотите поговорить?
— Как я уже объяснил, мистер Джеспер, я профессионал.
— Я просил сказать мне, о чем идет речь.
— Вы, конечно, знаете, что Дин Крокетт умер?
— Я читаю газеты.
— У Дина Крокетта были два очень дорогих резных нефритовых Будды. Нефрит прекрасного цвета, отличного качества, без единого изъяна. Изысканная резьба, в лоб каждого Будды искусно вделан сверкающий красный рубин, что создает эффект круглого живого огня в мозгу Будды.
— Интересно, — вымолвил он, продолжая рисовать.
— В ночь перед убийством Крокетта одного из этих двух идолов украли, за три недели до его смерти был украден другой. Мистер Крокетт считал их бесценными.
Водянистые глаза оторвались от бювара, на котором Джеспер рисовал свои каракули, потом снова опустились и продолжали следить за карандашом, вычеркивающим серии переплетающихся треугольников.
— Я знаю, кто взял идолов.
— В самом деле?
— И скоро об этом узнает полиция.
— Скоро?
— Вероятно, через несколько минут.
— Продолжайте.
— Сильвия Хэдли, — сказал я. — Она молода, всюду бывает. Запросто приходила к Крокетту в гости. Ловкая.
Красотка. Талантливая. Однако у нее нет выдержки и опыта общения с полицией. На допросе неминуемо расколется и расскажет полиции, что время от времени она, наряду с другими вещами, крала маленькие, но отборные драгоценности.
Я замолчал. Джеспер тоже безмолвствовал. Его карандаш продолжал чертить пересекающиеся треугольники.
— Она упомянет ваше имя, — наконец произнес я.
— У нее нет для этого оснований, — возразил он, не поднимая глаз.
— Полиция, — продолжил я, — проведет расследование. Возможно, они уже получили ордер на обыск.
В комнате снова установилась тишина, нарушаемая только шорохами карандаша, скользящего по бумаге, оставляя на ней бесконечные пересекающиеся треугольники.
— Они придут сюда, — произнес я. — Времени осталось мало. Могу ли я быть вам полезным?
— Каким образом?
— Я представляю наследницу Дина Крокетта, работаю на его вдову Филлис. И нанят, чтобы вернуть украденного идола. Обещано вознаграждение. Если вы посодействуете возвращению идола, то получите три тысячи долларов от страховой компании. Страховая компания, конечно, не выплатит вознаграждения, если не уверится, что не имеет дела с вором или его представителем. Вот почему я готов ввести вас в курс дела.
Я могу подтвердить, что вы позвонили мне прежде, чем полиция вышла на Сильвию Хэдли. Я скажу, что вы сообщили мне, что это ювелирное изделие у вас: вы купили его у молодой женщины, которая утверждала, будто оно много лет принадлежало ее семье и досталось ей от дедушки, который когда-то торговал в Китае. Мол, когда вы прочли сообщение о смерти Дина Крокетта и описание пропавшего идола, то поняли, что у вас, возможно, находится двойник этого идола, и потому обратились ко мне. Таким образом вы снимаете с себя подозрение, поскольку возвращаете украденное имущество, и получаете от страховой компании вознаграждение в размере трех тысяч, а возможно, и больше.