— Вы держитесь подальше от моей стороны дела, а я не буду затрагивать вашу, — предложил я. Хобарт усмехнулся и заявил:
— Черт побери, тебе следует держаться подальше буквально ото всего. Ты полностью выпадаешь из колоды. У тебя нет никакой стороны в этом деле.
Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Я просидел в комнате довольно долго. Поскольку мне нечем было заняться, я принялся изучать колонки чисел на карточках, которые были в сундуке Даунера.
Наконец, открылась дверь и вошел полицейский, который принес пару сандвичей, завернутых в бумажные салфетки, и картонный пакет с молоком.
— Это тебе от инспектора Хобарта, — сказал полицейский.
— А где он сейчас?
— Работает.
— Я хочу видеть его.
— Многие тоже хотят видеть его.
— У меня тоже есть кое-что, о чем ему было бы интересно узнать.
— Ему это не понравится.
— Почему?
— Ты должен был рассказать ему все уже в самом начале.
— Скажите ему, что я кое-что надумал.
Полицейский кивнул и вышел.
Я съел сандвичи, выпил молоко, положил пустой картонный пакет от молока в бумажный кулек и выбросил его в мусорную корзину.
Через пятнадцать минут появился Хобарт. Он выглядел основательно рассерженным.
— Ладно, — рявкнул он, — что еще за чертовщину ты припрятал от меня?
— Я ничего не припрятывал. Просто у меня появилась идея. Я все это время раздумывал об этих цифрах.
Он раздраженно махнул рукой и направился было к выходу, но передумал и, остановившись, рявкнул:
— Хорошо. Выкладывай, но побыстрее. Я слушаю тебя.
— Большинство рядов этих цифр оканчивается на “три”, “шесть” и “четыре”, — сообщил я. — Давайте предположим, что это записаны телефонные номера, но только наоборот.
— Что ты имеешь в виду?
— “Три”, “шесть”, “четыре”, — предложил я, — будут означать “Г”, “Ноль”, “Три”. Следовательно числа на этой первой карточке будут означать телефонный номер “Голливуд 3, 1, 500”. Затем, если вы выясните, что владелец этого телефонного номера сделал ставку четвертого мая 1959 года, поставив десять против одного и проиграл, затем восьмого мая поставил четыре против одного и выиграл, то все это может объяснить многое.
Немного помолчав, Хобарт вернулся к столу, пододвинул себе стул, взял мою записную книжку и углубился в изучение чисел. Наконец, он заявил:
— Ну что ж, это мысль. К твоему сведению, мы затребовали и уже получили те книжки и карточки Даунера. Попробуем перепроверить твою теорию.
— О чем еще вы разузнали? — спросил я.
— О многом, — буркнул Хобарт, встав со стула и направившись к двери.
Он вернулся через полтора часа.
— Лэм, — обратился он ко мне, — должен признать, что у тебя неплохая интуиция. Иногда она приводит к чертовски хорошим результатам. Мне не хотелось бы говорить об этом, поскольку я запрещаю своим ребятам действовать по наитию. Я рекомендую им расследовать дело шаг за шагом, не увлекаясь блестящими идеями, а следуя методической работе.
Я кивнул, не став возражать.
— Однако, — продолжал он, — скажу тебе, парень, хозяин телефонного номера “Голливуд 3, 1, 500”, в самом деле играл на скачках, но не с Даунером. Он поставил десять к одному на лошадь четвертого мая и проиграл. Восьмого мая он сделал ставку четыре к одному и выиграл. Мы раскрутили парочку других карточек, и мои ребята сейчас проверяют полученные телефонные номера.
Так что, интуиция твоя тебя не подвела. Но что все это означает?
— Я не знаю, — признался я, — я пока поостерегусь использовать эту информацию для каких-то сногсшибательных выводов. Но если вы готовы выслушать меня, то я могу поделиться с вами тем, что еще подсказывает мне моя интуиция.
— Что же она тебе подсказывает?
— То, что эта транспортировка тысячных купюр, которые были украдены, была довольно странной транспортировкой — ровно сто тысяч именно в тысячных купюрах.
— Продолжай, — распорядился Хобарт.
— Должно быть, это был специальный заказ, — пояснил я. — Банк, который заказал эту транспортировку сотни тысяч баксов в тысячных купюрах, возможно, имел в числе своих вкладчиков Стэндли Даунера. Вполне вероятно, что именно Стэндли Даунер и заказал сто тысяч баксов в тысячных купюрах.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что он собирался взять все деньги со своего счета и убраться подобру-поздорову, — ответил я. — Он хотел забрать с собой наличные деньги.
— И что же случилось? — спросил Хобарт.
— Потом кто-то, знавший Даунера, — продолжал я, — узнал, что тот заказал сто тысяч баксов в банке, и решил их похитить. Но, если этот кто-то знал Даунера, то тогда и Даунер знал этого кого-то. Следовательно, мы имеем дело с чем-то вроде замкнутого круга. И этот кто-то также должен был знать, какой именно бронированный пикап будет перевозить деньги.
— Вот это предположение я никак не могу принять, — возразил Хобарт, — этой негативной чертой все вы, умники, и отличаетесь. На тебя нисходит вдохновение, и твоя догадка оправдывается, но тем самым она дает дорогу тысяче других догадок, которые уже не оправдываются.
Сожалею, что стал тебя выслушивать. Из-за этого я неожиданно стал пытаться пойти напрямик. Так никогда не добиться раскрытия преступления. Так раскрывают преступления только по телевизору, когда на все отводится всего полчаса: и на показ самого преступления, и на его раскрытие, да еще и на полдюжины рекламных клипов. И на все это дается тридцать ничтожных минут. Повторяю, всего лишь тридцать минут.
В общем, иди ты к черту. Ты только совращаешь меня. Я специально не смотрю телевизор, чтобы он не оказывал на ход моих мыслей пагубного влияния. А ты совращаешь меня еще хуже, чем телевизор.
Он встал и вышел из комнаты.
Однако уже через десять минут он вернулся.
— Не могу выбросить тебя из головы, — признался он, — ты поставил под сомнение весь мой метод расследования уголовных дел.
Хобарт передал мне экземпляр журнала “Век скобяных изделий”, который я захватил с собой из комнаты Эвелин Эллис.
— Эрнестин сообщила мне, что у тебя был этот журнал, когда ты навестил ее вчера вечером. Когда ты ушел от нее, ты забыл забрать с собой этот журнал.
— Ну и что? — спросил я.