Он замолчал и налил себе еще коньяку.
—А теперь лежит он на дне моря, вместе с Кроликом, Единорогом и Морским Коньком. Их-то мне не жалко, а вот Орла…
Гумилев молчал.
—Впрочем, может, оно и к лучшему, что он на дне морском. Никто его там не найдет, верно ведь, Андрей Львович? А предмет это опасный. Ладно я, человек мирный, без особенных амбиций, и то время от времени так и подмывало им воспользоваться себе на благо. А если бы он попал к какому-нибудь маньяку? Вон Гитлер сколько дел натворил с его помощью…
Было время, когда Гумилев мог только мечтать о том, чтобы разговорившийся глава ГУАП раскрыл бы ему секреты своего ведомства и хранившихся там предметов. Но тогда Свиридов умело хранил свои профессиональные тайны. А теперь Гумилеву было не до волшебных предметов. У него хватало других забот.
—Знаешь, я ведь себя первое время половиной человека чувствовал, — пожаловался генерал. — Орел этот треклятый у меня будто всю жизнь отнял. Шутка ли — я с ним с шестьдесят третьего года, почти полвека. Нет, не понять тебе. Тебе предметы ни к чему, ты сам по себе предмет.
—Это как понять? — сухо спросил Андрей.
—А вот так. Есть на свете люди, которые и без предметов кое-что могут. Всегда были.
—Фокусники, — не удержался Гумилев.
—Что с тобой говорить, — досадливо скривился Свиридов.
Андрей отставил бокал и поднялся. Довольно, подумал он. Слишком много времени потеряно зря.
—Сиди, — неожиданно властно прикрикнул генерал. — То, что предмет тебе не нужен, — твое счастье. Таких, как ты, мало. Смотри, Андрей Львович, нас, выживших, пятеро. У четверых были предметы: у Кирсана — Единорог, у Марго — Кролик, у меня — Орел, у Беленина — Морской Конек. И все мы своих предметов лишились. Только ты один ничего не потерял.
—Генерал, — сказал Гумилев медленно, — если бы вы не были старым и не очень здоровым человеком, я дал бы вам пощечину.
На миг он потерял дар речи — ему показалось, что Свиридов подмигнул ему.
—Если бы я не был старым и больным, — хмыкнул генерал, — я бы сам решил эту задачку.
Андрей сделал шаг к двери, но потом смысл сказанного дошел до него, и он обернулся.
—Какую задачку, генерал?
—Ту, которую нам загадали на восемьдесят пятой параллели.
База «Ultima Thule», Арктика. Июль 2009
—Возьмите ребенка, — приказала старуха.
Две белокурые девушки, похожие друг на друга, как сестры, подошли к креслу, на котором сидела, поджав ноги и обхватив коленки, Маруся, взяли девочку за руки и, синхронно потянув, выдернули из кресла.
Андрей рванулся — попытался рвануться. Мышцы после инъекции, сделанной ему полчаса назад, были мягче ваты. Он вряд ли сумел бы донести до рта ложку, не то что добежать до противоположного конца комнаты.
Ноги отказали ему, и он тяжело рухнул на стальные плиты пола.
—Поднимите его, — проскрипел старческий голос.
Андрей почувствовал, что его с обеих сторон подхватили под мышки, но не стал поворачивать головы. И так понятно, что за ним приглядывают такие же блондинки в зеленой форме, как те, что держали Марусю. Блондинки здесь были на каждом шагу.
—Приготовьте шприц.
—Если вы посмеете к ней прикоснуться… — пробормотал Гумилев, с трудом ворочая языком.
—Что же будет? — поинтересовалась старуха. — Вы как-то помешаете нам? Расшвыряете охрану? Может быть, убьете кого-нибудь?
Мерзкая тварь, подумал Андрей. Я до тебя доберусь, будь уверена.
—Вы даже стоять не можете без посторонней помощи. Так что не болтайте чепухи и смотрите внимательно.
Эта мумия в эсэсовской форме когда-то, возможно, была даже красивой. У нее были правильные черты лица, большие голубые глаза, наверняка сводившие с ума мужчин лет шестьдесят назад. Однако длинный и тонкий шрам, пересекавший лицо от левой брови до правой щеки и лишь чудом не задевавший нос, должен был портить впечатление даже тогда, в пору расцвета ее красоты.
Откуда-то из-за спины старухи, сидевшей в кресле на колесиках, появилась очередная блондинка — на этот раз не в зеленой форме, а в белом медицинском халате. В руках у нее был шприц, наполненный беловатой жидкостью.
—В шприце — диметилфосфаламид, — продолжала старуха. — Соединение довольно безвредное, но причиняющее дикую, ни с чем не сравнимую боль при внутривенном введении. Сейчас доктор Зоммер введет полкубика этого вещества вашей дочери, и вы увидите, какова будет ее реакция.
—Папа! — крикнула Маруся. В глазах ее был страх. Она пыталась вырваться, но белокурые девки держали ее крепко. — Папа, я не хочу, чтобы мне делали укол!
—Нет, — прохрипел Андрей. — Не нужно. Стойте! Чего вы добиваетесь?
—Послушания, — равнодушно ответила старуха. — Доктор Зоммер, вводите.
—Нет! — одновременно крикнули Андрей и Маруся.
Одна из блондинок резким движением задрала рукав свитера Маруси. Рука девочки была совсем тонкой и хрупкой.
Игла, блеснув в ярком свете лампы, вошла в вену.
—Люди — как орехи, — проскрипела страшная старуха. — Одни можно расколоть простым усилием пальцев, для других требуются щипцы. Самые крепкие нужно колоть молотком. Но в конечном итоге от любого ореха остается только скорлупа и ядро.
—Лучше меня, — каркнул Андрей. — Колите меня, чертовы ублюдки!
—Вас мы уже кололи. Это бессмысленно. Вы слишком невосприимчивы к химическим препаратам.
Она была права. Его мучили несколько часов подряд. Вены жгло, сознание туманилось и плыло, и когда он выныривал из багровой тьмы, чей-то неприятный, но удивительно знакомый голос задавал ему одни и те же вопросы:
—Кто вы?
—Что произошло с «Землей-2»?
—Вы приняли сигнал с американской подводной лодки?
—Вы видели, кто на вас напал?
—Это были американцы?
И еще множество таких же тупых вопросов. Нет, хрипел Гумилев, это была ловушка, мы шли по пеленгу канадской субмарины, но попали на какую-то подводную базу, битком набитую девицами в нацистской форме. Тогда его били по лицу и снова кололи какую-то дрянь, и голос, который он слышал давным-давно в прошлой жизни, шептал:
—«Земля-2» была атакована американской атомной подводной лодкой типа «Огайо». Вас заманили в ловушку и уничтожили американцы. Никаких подводных баз в районе Северного полюса нет. Это была ловушка американцев. Вы не видели никаких нацистов.
И что-то тяжелое опускалось из-под потолка и давило на мозг — мягко, но очень сильно.
В глаза бил яркий свет, а когда Андрей зажмуривался, то с внутренней стороны век проступала фигура раскинувшего крылья орла.