— А ты где этому научился-то? — сдунув набок челку, интересуется Эн. — У нас на ролевках луки не так делают…
— Это потому, что на ролевках вы ерундой маетесь, — сварливо говорит Ник.
— Чего это ерундой-то? — мгновенно вспыхивает Эн.
— Потому что глупости все это — эльфы, гномы, плащи, мечи… Бегство от действительности.
— Если действительность такая, что от нее сбежать хочется, мы что, виноваты?
Эн вздыхает, берет нож, примеривается и бьет по упругому ивовому отростку с зеленовато-желтой корой.
— Эй, ну ты чего? — восклицает вернувшийся Ник. — Я же сказал — в палец толщиной. Из этой ветки не стрела, а в лучшем случае розга для порки получится.
— Но она как раз в палец и есть, — оправдывается Эн и демонстрирует свой розовый указательный пальчик с обкусанным ногтем.
— В мой палец! — Ник сует ей под нос руку, вертит перед носом. — Поняла?
— А что ты орешь? — не выдерживает девушка. — Объяснил бы сначала толком! Тоже мне, мастер… Эксо-эксо, Кэнди.
— Ну всё, всё, работай, — сразу уступает и Ник уходит в заросли.
Часа полтора все заняты делом. Хал плющит гвозди, напевая себе под нос куплет из песни, услышанной от Филатова:
Упали в сон победители и выставили дозоры.
Но спать и дозорным хочется, а прочее — трын-трава!
И тогда в покоренный город вступаем мы — мародеры,
И мы диктуем условия, и мы предъявляем права!
Ник и Эн приносят охапки заготовок для стрел, сваливают на траву.
— У меня мозоль на руке от ножа, — жалуется девушка. — Больно.
— Терпи, — усмехается Хал, откидывает очередной расплющенный гвоздь в кучку таких же, кладет на бордюр следующий, придерживает, взмахивает топором — удар! — и тут же орет диким голосом, тряся ушибленным пальцем:
— Ёкарный… Блин… Мать… Грести-скрести!
— Ой, дай посмотрю, — бросается к нему Эн.
— Да ничего, ничего, — сразу успокаивается и начинает по-пацански важничать Хал. — Ноготь только слезет, блин.
— Работнички, — ошкуривая ножом кору с будущих стрел, усмехается Ник.
Вечереет. Солнце садится в тучи, вся западная часть неба окрашивается багряным цветом. Длинный сиреневые тени ложатся на землю, овражек заливает фиолетовая мгла.
— Я закончил. Бетте! — сообщает Хал, вертя в пальцах последний расплющенный гвоздь.
— Сколько? — спрашивает Ник.
— Чего — сколько? Я их чё, считать должен, блин?
Ник устало вздыхает.
— А как мы, по-твоему, узнаем, сколько нам стрел надо подготовить?
— Ой-ё! — Хал уныло сгребает гвозди, принимается вслух считать, перекладывая их из стороны в сторону: — Один, два, три…
Ник сматывает шнур, берет основы для луков и командует:
— Эн, собирай заготовки, пойдем в спорткомплекс, доделаем всё там, переночуем, а утром…
Утро выдается ветреным, хмурым, ненастным. Эн, зябко поеживаясь, сидит на корточках у крохотного костерка, разожженного прямо на полу посреди комнаты, где они ночевали. Девушка пристроила над огнем закопченный котелок, налила в него воды. Три герметичных пакетика с растворимым кофе, срок годности которых истек много-много лет назад, ждут своего часа. Немудреный завтрак, помимо кофе, включает в себя несколько печеных картофелин, великодушно подаренных Филатовым, и стебли дикушки, нарванные вчера в овражке.
Ник, поднявшийся раньше всех, сидит по-турецки у окна и оснащает стрелы наконечниками. Методика его проста и эффективна: расщепив стрелу, вставить до половины в расщеп расплющенный гвоздь, замотать медной проволокой и затянуть пассатижами.
С десяток уже готовых стрел аккуратно уложены на полу.
Очередная ошкуренная ветка. Очередной гвоздь. Ник приставляет лезвие ножа к торцу, нажимает, расщепляя древко. Эн подходит, берет готовую стрелу, взвешивает в руке.
— Перетяжелённая же! Утыкаться будет.
— А мы сверху станет стрелять, — весело подмигивает ей Ник. — На будку залезем, которая возле ворот — и все дела.
— Мы? — удивляется Эн.
— Конечно. Вернее, ты. — Ник внимательно смотрит на девушку. — Из меня стрелок, сама знаешь, какой — сухожилие же. Ну, ты в курсе. А Хал лук вообще в руках не держал.
— Я что… буду убивать собак? Ни за что!
Ник откладывает недоделанную стрелу, встает, берет девушку за плечи и смотрит в глаза.
— Наташка, пойми — жизнь у нас теперь такая. Или ты — или тебя.
Они долго, минуту или даже две, стоят молча глядя друг на друга. Наконец Эн бормочет:
— Я постараюсь… Ой, вода закипела. Хал, вставай!
После завтрака гнут луки. Ник и Хал вдвоем, уперев в пол один конец ветви, тянут противоположный вниз, а Эн накидывает на зарубку петлю тетивы.
— Осторожно, осторожно, чтобы не треснул! — предупреждает татарина Ник. — Соизмеряй силы. Сдури можно и, сам знаешь, что сломать. Еще чуть-чуть. Ну вот, всё! Эн, пробуй.
Девушка берет готовый лук, недовольно поджимает губы.
— Тяжелый.
Пару раз дернув тетиву — та басовито гудит, — вновь корчит гримаску.
— Детский сад, средняя группа.
Хал, наблюдающий за ней, хватает второй лук.
— А ну, я попробую!
Он не глядя берет первую попавшуюся стрелу, накладывает, щепотью натягивает тетиву, целится в дверь и разжимает пальцы. Еле слышно свистнув, стрела с глухим стуком бьется в пластик и отскакивает.
Эн смеется.
— Смотри, как надо.
Она надевает на большой палец правой руки толстое желто-зеленое кольцо с зубцом, выбирает стрелу, жалуется:
— Кривоватая!
Захватив кольцом тетиву, складывает пальцы в замок, зажав стрелу, резко выносит лук вперед и спускает басовито загудевшую тетиву. Свист! Насквозь пробив дверь, стрела улетает в темный коридор.
— Моща, блин! — уважительно произносит Хал.
— Будущая олимпийская чемпионка, — гордо усмехается Ник.
И все тут же сникают, понимая, что в ближайшие годы никаких Олимпийских игр явно не ожидается.
— Всё, пошли, — сердито бросает Эн, собирая с пола стрелы. — Я готова. Нечего кота… то есть пса за хвост тянуть.
Хал тащит на себе перевязанные куском шнура охапки стрел, Эн и Ник несут луки. Пробравшись к ограде Танкового училища, друзья прячутся в паре десятков шагов от ворот. Ветер дует им в спины, а значит, псы не учуют людей раньше времени.
Собаки свободно бродят за оградой, несколько десятков крупных зверюг лежат в глубине двора.