— Тебе все равно осталось жить недолго, Роман… Месяцы, ну, пускай даже два-три года… Мелочь даже по вашему счету, а потом — ничего, вообще ничего, понимаешь, Роман? Ни добра, ни зла, ни всех этих сказок про воскресение… Ночь, вечная холодная ночь, подумай, Роман, неужели не страшно?
И незнакомый надтреснутый голос насмешливо ответил:
— Не пугай меня, Хромой. Я старый зек, Хромой, и я знаю, что есть вещи и пострашнее смерти. И не боюсь я ночи там. Я боюсь ночи здесь, Хромой.
Послышался неприятный хрустящий звук — как будто перекусили кость. Я почувствовал, что стремительно трезвею. Сделал осторожный шаг и заглянул в щель между створками двери.
За дверью была большая, заставленная стеллажами и книжными шкафами комната — очевидно, кабинет деда ДД. Сам Лопухин-старший сидел в высоком кресле у задернутого тяжелой шторой окна. Он сидел вполоборота ко мне, но горевшая по его правую руку настольная лампа не давала ему увидеть меня, даже если бы я стоял на пороге.
Второй человек, находившийся в кабинете, был виден мне только со спины, но и этого было вполне достаточно, чтобы понять, кто он. Громадная костлявая фигура, одетая на сей раз в какое-то немыслимое черное кожаное пальто до пят, огромный, как купол, голый череп. Зловещие вкрадчивые интонации, перешедшие теперь в мерзкий свистящий шепот:
— Ты выжил из ума, старик… Я предлагаю тебе сделку. Только я могу подарить тебе еще одну жизнь в обмен на Чашу. Ну зачем тебе Чаша, старик, все равно ты не можешь разбудить ее силу…
Ты стареешь, Роман, ты с каждым днем все ближе и ближе к смерти, а моя сила все растет… Тебя уже совсем мало, Роман, а меня все больше и больше… Отдай ее мне, и я сумею вознаградить тебя!
Я неслышно отодвинулся от двери. Мой вчерашний визитер снова находился со мной под одной крышей, но на этот раз у меня была куда более выгодная позиция, чем в первую нашу встречу. Разумеется, я понимал, что устраивать разборки в чужом, да к тому же столь уважаемом доме нехорошо, но за лысым был записан слишком большой должок, а такие долги я не прощаю. Стараясь ступать совершенно бесшумно, я проскользнул в прихожую, постоял секунду, прислушиваясь к едва доносившемуся из комнаты ДД пению, затем нашел на вешалке свою куртку и вынул из кармана кастет. Вчера я уже имел возможность убедиться в том, что голыми руками лысого не возьмешь. Вырубать его нужно сразу, жестко и — главное — неожиданно. Кто знает, вдруг он и вправду мастер искусства замедленной смерти? Но кто бы он там ни был, а мгновенный удар кастетом в основание черепа уложит любого. Проверено.
Правда, нужно ухитриться нанести удар действительно мгновенно. Здесь мне приходилось надеяться только на то, что враг стоит спиной к дверям и полностью поглощен спором с Лопухиным-старшим. Причем разговор у них происходил явно на повышенных тонах. Стало быть, существовал небольшой шанс на то, что, если отворить дверь тихо и без скрипа, то они этого не заметят. А преодолеть три метра до кресла — не проблема.
Я подкрался к двери и осторожно заглянул в комнату. Там ничего не изменилось, если не считать того, что лысый верзила повернулся к Лопухину боком и мог краем глаза видеть, как открывается дверь. Это было плохо, но не смертельно, потому что стоять в таком положении — почти не видя собеседника — ему явно было неудобно. Я поплевал на палец и начал аккуратно смазывать дверные петли, прислушиваясь к доносившимся из кабинета обрывкам спора.
— Глупец, — свистел лысый, — ты сам не понимаешь, от чего отказываешься. Любой человек в мире с радостью отдал бы все за возможность обрести бессмертие — любой, кроме тебя, дурака с куриными мозгами… А если ты думаешь, что раритет поможет тебе там… (он произнес несколько непонятных слов), то ошибаешься… он никогда никому не помогает…
— Я ничего не думаю про раритет, — ответил Лопухин. — Я знаю только, что ты все равно лжешь мне, как лгал ты Чэнь Тану, обещая ему бессмертие в обмен на жизнь несчастного Ли Цюаня! Да, раритет никому не помогает, как не помогает никому и Корона с Камнем, погубившая Чэнь Тана… Ты же всегда и всем лжешь, Хромой!
— Ты брешешь, как паршивая драная шавка из трущоб, — неожиданно холодно и величественно произнес лысый. — Ты не мог знать судьбу дерзкого Ли Цюаня, возомнившего себя Хозяином Железной Короны, это было за много воплощений до тебя… Ты упорствуешь в своей слепоте и отказываешься от бессмертия. Хорошо!
Он выпрямился во весь свой немалый рост и повернулся к Лопухину. Я надел на руку кастет, подвигал пальцами и взялся за ручку двери.
— Но запомни, старик, — вещь эту можно не только купить, но и отнять. А отнять ее можно и у мертвого.
— Я не боюсь тебя, Хромой, — устало сказал Лопухин-старший. — Но ты стал очень утомителен в последнее время.
Дверь открылась уже наполовину. Тот, кого дед ДД называл Хромым, до сих пор ничего не заметил.
— А отнять у меня раритет ты не сможешь, — продолжал старик. — Просто потому, что у меня его нет. Но если ты будешь надоедать мне, я сумею найти на тебя управу. Я ведь знаю, чего ты боишься больше всего на свете…
Черная фигура опять дернулась, и я испугался, что лысый сейчас обернется. Но взгляд его по-прежнему был направлен на Лопухина, и я смог беспрепятственно открыть дверь до конца.
— Ты осмелился угрожать мне, Роман, — просвистел он, — и ты будешь наказан! — Голос его окреп и загремел, и в его гулких раскатах я сделал два неслышных шага вглубь кабинета. — Не забывай, я умею допрашивать мертвых, а мертвые никогда не лгут! Спроси об этом старого мошенника Чимита, который отдал тебе раритет перед тем, как я пронзил его сердце штыком! Тебя ждет та же судьба, Роман. Жди Стрелу Мрака!
И тут я прыгнул. Отличный получился прыжок, много лучше того, что вчера кончился для меня так плачевно. Я высоко взлетел в воздух и, падая сверху, с силой опустил тяжелый кастет на голый поблескивающий череп. Вообще-то это был убойный удар, решиться на который можно было только с пьяных глаз, и я неизбежно должен был проломить лысому голову, но все произошло по-другому. Вместо того чтобы с размаху налететь на тугую кожаную спину, я, увлекаемый силой удара, пролетел куда большее расстояние и врезался в шкаф. Кастет разбил стекло книжной полки, и на меня, вспахавшего подбородком ковер, посыпались острые осколки, крупные и помельче. Мгновение я ожидал сокрушающего ответного удара своего противника: не было сомнений, что если он сумел за какие-то доли секунды почувствовать опасность и уклониться, то нога его размозжит мне позвоночник раньше, чем я успею перекатиться на спину. Но мгновение протекло, удара не последовало, и я перевернулся и сел, прислонившись к стеллажам.
Лысого в комнате не было. То есть теоретически он мог, конечно, в ужасе забиться куда-нибудь под стол, но я очень слабо представлял себе, как бы это выглядело на практике — при его-то габаритах. Были мы в комнате вдвоем с дедом Дмитрия Дмитриевича, да несся с оглушительным лаем по коридору Дарий, странным образом не почуявший чужого за весь долгий разговор в кабинете. Дед ДД сидел в кресле прямой, как отвес, закрыв лицо худыми руками с дряблой, покрытой пигментными пятнами, кожей. Медленно, очень медленно он опустил руки, открыл накрепко зажмуренные прозрачно-голубые глаза, и когда я увидел эти глаза, мне стало стыдно. Невыносимо стыдно.