Тогда он выпрямился и плеснул остаток содержимого чашки в костер. Вспыхнуло ярко-синее пламя, мгновенно поднявшееся до неба. Раздался странный свистящий стон, словно из пронзенной груди дракона, а потом сверкающая синяя колонна, вставшая над островом, опала и съежилась до маленьких язычков, пляшущих там, куда попали капли вязкой жидкости. Из хижины за спиной старика появилась легкая гибкая тень и проворно скользнула рядом с ним на землю.
— Что-то случилось, учитель? — спросил мягкий переливчатый голос. Старик скосил глаза. Это была Эми, вторая и последняя обитательница острова. Двадцать лет назад… а может быть, и тридцать, и сорок — трудно высчитать время, живя между двумя мирами, — он вызвал ее из небытия, приказав исполнять все его повеления. За эти годы она ничуть не изменилась, оставаясь все той же пятнадцатилетней смуглой девчонкой с зелеными глазами и смешно, не по-здешнему, вздернутым носиком.
Почему она выбрала именно такой облик, старик не знал; лично ему всегда больше нравились черноволосые тяжелобедрые шемитки, но Эми явилась такой, и он постепенно привык. С ней можно было разговаривать, она многого не знала, и он учил ее, удивляясь, какое удовольствие получает от этого давно заброшенного занятия. Вообще она была прекрасной рабыней, да к тому же посвященной во все секреты Иштар, и старику приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не забывать время от времени обновлять контур пентаграммы — магического знака, сдерживавшего ее демоническую сущность. Эми была демоном, суккубом, одним из существ, обитавших на темной Изнанке Мира. Старик старался помнить об этом, как и о том, что случилось однажды, много лет назад, когда он, выпив сока хаомы и погрузившись в многодневный глубокий сон, пропустил время обновления пентаграммы…
— Случилось, учитель? — нежно прошептала Эми.
— Да, — ответил старик хриплым, каркающим голосом. — Он идет к нам.
— Нирах?
— Да, — сказал старик. — Человек из пустыни. Он уже близко.
Они замолчали, вслушиваясь в дыхание ночи. Эми сидела на корточках, и луна играла на блестящей смуглой коже ее круглых коленей. Когда-то старик не мог смотреть на эти колени без вожделения… но с тех пор прошло слишком много лет.
Внезапно тишина, повисшая над камышовой страной, раскололась. С жутким шумом, гортанными криками и хлопаньем крыльев взмыла в неподвижный воздух огромная колония птиц, устроившаяся спать в зарослях неподалеку от острова. Словно плащом гиганта накрыли небо, на минуту погасив даже луну. Стало холодно и тревожно, а когда птицы, собравшись в стаю, изогнутой линией ушли на юг, вновь открыв пылающий лик луны, старик и девушка увидели высокую черную фигуру, скользящую к ним по расплавленной дорожке серебряного света. Круглая плоскодонка зашуршала по песку, и фигура сошла на берег, отбросив в сторону длинный шест. Старик, кряхтя, поднялся навстречу гостю.
— Приветствую тебя, учитель, — громко сказал прибывший глубоким, полным скрытых оттенков голосом.
Он подошел к костру, и стало видно, что он почти вдвое превосходит старика ростом и шириной плеч. По-прежнему сидевшая на корточках Эми сжалась, когда на нее упала огромная тень гостя. Старик поднял левую руку ладонью вверх.
— И тебя приветствую, Нирах. Давно ты не навещал меня.
— Да, учитель. Я проходил последний круг посвящения… Старик прервал его взмахом ладони.
— Позже. Садись к огню. Ты голоден?
Темный взгляд, сверкнувший из-под костлявого лба, уперся в переносицу старика.
— Благодарю, учитель, я принял пищу.
— Ты устал? — продолжал допытываться старик. — Не поспишь ли с дороги? Может быть, хочешь Эми?
Что-то похожее на улыбку промелькнуло на бесстрастном лице гостя.
— Ты же знаешь, учитель: Итеру, прошедший все круги посвящения, становится свободным от желаний…
Старик хмыкнул. Подобрал с земли сухую веточку и бросил в костер.
— Ты стал нетерпелив, Нирах, сын мой… Я предлагаю тебе отдохнуть и успокоиться. В твоих глазах явно читается жадное нетерпение, это слабость. А слабым нельзя спускаться в Храм.
Гость опустился на корточки у огня и прикрыл веки. Мышцы на его костлявом лице напряглись.
— Я два месяца добирался сюда из Александрии. Я носил одежду воина и жил как воин… Я спал в солдатских палатках и в шалашах пастухов… Я дрался с наемниками и убивал диких зверей… Я пил соленую воду и ел плесневелый хлеб… Когда я увидел твой сигнал, мне показалось, что сердце выскочит из моей груди… А теперь ты говоришь мне, чтобы я успокоился! Старик рассмеялся неприятным клокочущим смехом.
— Какой же ты, к демонам, Итеру! Хвалишься тем, что не хочешь девку, а с возбуждением своим ничего поделать не можешь! Что с того, что возбуждение это вызвано не бедрами Эми, а лоном Эрешкигаль? Чем девка отличается от богини? Ничем — для воистину мудрого. А ты уподобился тому богачу, что завидует лишней мере золота в закромах у соседа, и считает себя выше крестьянина, вздыхающего о миске бобов на столе старосты!
Он протянул руку и неожиданно схватил гостя за ухо.
— Для тебя не должно быть разницы между водой болота и водой океана! Между городской стеной и Стеной Мира! Между смертью одного и гибелью всех! Ты понял, несчастный?
Нирах терпеливо мотал головой, только узлы мышц на его скулах вздувались и опадали. Когда старик закончил свою экзекуцию, он сказал:
— Я понял, учитель. Я был глуп. Мне действительно следует успокоиться. Но сегодня ночь полнолуния, и я боюсь, что, пропустив ее, я не смогу войти в Храм до следующей полной луны…
— В этом не было бы ничего страшного, — возразил старик сварливо.
— Мне не очень-то весело на острове, и ты составил бы мне неплохую компанию… Во всяком случае, было бы кого таскать за уши… Ты что, слышишь голос?
Нирах молча кивнул и коснулся пальцем сверкающего под луной черепа.
— Голос, — по-прежнему ворчливо говорил старик, шаря узловатыми пальцами в складках набедренной повязки, — голос… Да неужели Мертвые так хотят видеть тебя, Нирах? Неужели они тоже стали нетерпеливы?
Нирах почувствовал знакомую пульсацию в уголках висков и быстро взглянул на старика. Тот, занятый поисками, ничего не заметил, но Нираху, вошедшему в состояние повышенного восприятия — «хара» на языке Итеру, — оказалось достаточно мгновения, чтобы понять, какие чувства обуревают учителя. Учитель боялся. Он смертельно боялся решиться на то, к чему готовился много лет — готовился сам и готовил его, Нираха. И в то же время старик хотел увидеть, что получится из выношенного ими великого плана.
— Учитель, — начал Нирах, — я не…
Старик вытащил откуда-то из-за пояса каменный флакончик и протянул через костер гостю.
— На, — сказал он. — Выпей.
Длинные подвижные пальцы сомкнулись вокруг флакона. Нирах осторожно откупорил сосуд и понюхал.
— Эфедра, — произнес он задумчиво, — трава Пта… какие-то коренья… что еще?