— Берете меня за горло, — устало сказал Руфус.
Я пожал плечами:
— Просто излагаю факты.
Руфус надеялся, что я уйду. Было ясно, что я смертельно ему надоел.
Я опять спокойно уселся в кресло, бросил в пепельницу окурок сигареты.
Руфус Бейли смотрел на часы.
Я сказал осторожно:
— С вами, наверное, обошлись несправедливо, когда вас посадили?
— Еще бы! Ведь я… — Вдруг он понял, что попался, и рванулся ко мне с искаженным от гнева лицом. — Вы мне надоели! Убирайтесь к черту! К черту! С вашими проклятыми вопросами!
— Успокойтесь. Я давно понял, что вы побывали в тюрьме. Вы сбежали из опасения, что и у вас возьмут отпечатки пальцев… Садитесь и расскажите мне об этом.
Руфус расхаживал по комнате, тяжело дыша и стараясь не давать воли своему гневу.
— Да, я сидел за решеткой. Ну так что?
— За что вас посадили?
— За подделку чеков. Я очень боялся безработицы.
Когда не было работы — сходил с ума. Выдавал чеки на небольшие суммы — десять, пятнадцать, двадцать пять — до ста долларов, не больше. Когда дела шли лучше, рассчитывался с владельцами чеков.
— Деньгами?
— Лишних денег у меня не было.
— Как же вы рассчитывались?
— Есть разные способы.
— Но вы возмещали людям убытки?
— Конечно. Всем. Чеки оставались на руках, пока я полностью не отдавал долг. Экономил на заработной плате, выплачивая проценты, или просто отрабатывал.
— Вам приходилось нелегко. Не напивались?
— Было и такое. Не часто. Мне выпивка не вредит.
После нее я всегда охотно берусь за работу.
— Как же все-таки вы попали в тюрьму?
— Чеки были предъявлены к оплате. А хозяин в это время уволил меня за прогул. Меня обвинили в мошенничестве.
— А раньше вас не увольняли за прогулы?
— Нет. Хозяин меня ругал, а я обещал ему покончить с выпивкой. Но на этот раз мне не повезло. Я слишком долго отсутствовал.
— Сколько?
— Три дня.
— Кем работали?
— Шофером.
— А какой срок вам дали?
— Один год.
— Когда это было?
— Два года назад. Мне не понравилось в тюрьме. Она меня отрезвила. С тех пор — никаких махинаций, никаких чеков.
Руфус помолчал.
— Ну а что вы будете теперь делать?.. Если хозяйка узнает от вас мою историю, она меня выгонит без рекомендательного письма. И другой работы я не найду.
— Где вы сидели?
Руфус встрепенулся.
— Ну нет! Я уже выложил все карты на стол!
— Тем более. Почему бы вам не сказать мне, где вы отбывали свой срок?
— Я сидел… под своим настоящим именем. Родители до сих пор ни о чем не догадываются. И не должны, понимаете?! Мать думает, что я был в Китае. Она уже старая. Умрет, если узнает про тюрьму. Поэтому я и не хотел, чтобы фараоны брали у меня отпечатки пальцев.
Когда вышел, взял фамилию Бейли. Только в письмах к матери подписываюсь своим именем.
Я поднялся. Руфус проводил меня до двери.
— Вы кому-нибудь расскажете о моем прошлом?
— Пока не собираюсь.
— А потом?
— Не знаю.
Он хотел закрыть дверь. Я придержал ее.
— Еще один вопрос. Можно?
— Ну?
— Отсюда слышно, как в гараже работает мотор?
— Нет, если работает на холостых оборотах. У меня машины в порядке. Мотор работает тихо. Его слышно, только когда машина въезжает в гараж… Это все?
— Все, — сказал я.
Руфус захлопнул дверь.
Я отправился к хозяйке дома.
Миссис Деварест только что рассталась с доктором Гелдерфилдом и старалась, как она сама выразилась, «сохранять выдержку и спокойствие». Все-таки было видно, что она поглощена собственной болезнью, ее симптомами.
— Я не должна поддаваться, — заявила миссис Деварест. — Надо научиться философски смотреть не собственные недуги.
— Вы правы.
— От смерти не уйдешь, не так ли, Дональд?.. Все называют вас по имени, и я тоже буду вас так называть.
— Прекрасно!
— А вы зовите меня Колетта.
— Согласен.
— Особенно в присутствии других. Будем считать, что вы — приятель Надин, ее близкий друг.
— Я понимаю.
— Не возражаете?
— Нет.
— Мне необходимы свежие впечатления, Дональд.
Так полагает доктор Гелдерфилд. Трудно перенести смерть близкого человека, но время лечит любые раны.
Новые интересы способны вытеснить тягостные воспоминания.
— Логично.
— Доктор Гелдерфилд говорит, что некоторые вдовы отказываются от общества, запираются, замыкаются в своем трауре. Они лишь растравляют раны, привыкают жалеть себя. Можно серьезно повредить психику. Доктор Гелдерфилд советует мне вернуться к нормальной жизни, запастись новыми впечатлениями, чтобы старые переживания отступили.
— И как вы относитесь к его советам, Колетта?
— Я… сопротивляюсь… Мне не хочется с ним соглашаться, но придется. Нет ничего важней, чем предписание врача! Медицина не всегда нам угождает, но если уж доверяешь доктору — следуй его советам.
— Правильно.
— Иногда я, правда, теряюсь. Чувствую себя как натянутая пружина. Все дело в нервах. У меня хрупкая нервная система. Но не думайте, Дональд, что я какая-нибудь неврастеничка. Я всегда жила нормальной, полнокровной жизнью… Но вам это не интересно.
Миссис Деварест кокетливо повела на меня глазами. — Вы рассудительная машина, которая раскрывает преступления. Так говорит миссис Кул… Она же утверждает, что женщины от вас без ума. Это так, Дональд, или она просто решила пробудить мое любопытство?
— Миссис Кул — удивительная личность, ее поступки трудно предугадать и оценить. Возможно, она хотела вас заинтриговать.