— Никто не знает. И не должен знать. Берта думает, что я вышел переставить машину.
Элси Бранд щелкнула сумочкой, и машинка снова затарахтела.
Я отправился на стоянку, уселся в служебную машину, вывел и припарковал ее прямо перед пожарным краном. Потом вылез из машины, проехал несколько кварталов на трамвае, пересел в такси и наконец добрался до дома, в котором жила Элси Бранд.
Кровать не убрана, грязные тарелки в раковине, шелковая пижама брошена на спинку стула. В ванной протянута веревка, на которой сушится женское бельишко.
Я застелил кровать, поискал что-нибудь себе почитать.
Уткнулся в книжку, но отложил ее. Включил радио. Бормотанье диктора усыпляло. Я задремал… И пробудился, услышав собственное имя. Диктор сыпал скороговоркой, сообщая свежие новости:
— …Дональд Лэм, частный детектив, разыскивается полицией в связи с кражей драгоценностей, их стоимость около двадцати тысяч долларов. Драгоценности принадлежат миссис Колетте Деварест. Ее шофер, Руфус Бейли, ранее судимый, заявил лейтенанту Лисману, что Лэм хотел сделать его соучастником кражи. Согласно показаниям Бейли, Лэм первый обнаружил труп доктора в гараже, нашел камни в его машине, в ящичке для перчаток и иных мелочей. Бейли показывает, что Лэм включил зажигание, запустил двигатель и только через час уведомил полицию о нахождении трупа. Лэм нуждался в посреднике и обратился к шоферу, чтобы тот помог ему сбыть драгоценности. Бейли отказался. Шофер клянется, что давно ведет честную жизнь, что уже собирался идти в полицию, когда за ним пришли оттуда. Вскрытие трупа показало, что доктор Деварест, как полагают, умер не сразу, он находился без сознания в течение часа, — в связи с чем полиция уведомляет, что действия частного сыщика, повторно включившего двигатель, квалифицируются по меньшей мере как убийство с применением технических средств…
«Вашингтон, — вещал далее диктор. — По поводу фальшивых слухов, распространяемых…»
Я выключил радио, подался было к телефону, но передумал. Телефонистка, дежурившая на коммутаторе, вероятно, обратила бы внимание на этот звонок в отсутствие хозяйки. Это могло вызвать подозрения, и разговор был бы подслушан.
Сама Элси не звонила мне, очевидно, по той же причине.
Элси пришла около половины шестого. Прежде чем затворить за собой дверь, она внимательно оглядела коридор.
— Боже, что здесь творится! — вздохнула Элси, бросив шляпу и. сумочку на стол.
— Расскажи лучше, что творится в конторе, — посоветовал я.
— Там всего хватает… Дональд! Я скорее отрубила бы себе правую руку, чем позволила увидеть свою квартиру в таком виде.
— Ладно тебе — с квартирой все в порядке. Что в агентстве? Какие новости? Приходил кто-нибудь?
— Разные люди. Первым прибыл Лисман.
— Чего он хотел?
Элси пошла на кухню. Представляю, какую она скорчила гримасу, наткнувшись на раковину, забитую грязной посудой.
— Тебя! — крикнула она.
— Что ему сказала Берта?
— Что ты пошел переставить машину.
— Когда пришел Лисман?
— Минут через десять после твоего ухода.
— Так. Что же сделал Лисман?
Элси уже включила горячую воду и склонилась над раковиной. Она повернулась, чтобы ответить мне, и заметила пижаму на стуле. Схватив пижаму, затолкала ее в шкаф, побежала к раковине, по пути увидела чулки и трусики, которые сушились в ванной на веревке, ринулась в ванную, но резко сбавила скорость и рассмеялась.
— но крайней мере, у тебя не будет иллюзий, — заключила она.
— Так что же Лисман? — повторил я.
— Он обозвал Берту лгуньей, но потом удалился и установил, что машина действительно мешает использовать пожарный кран, если это вдруг понадобится. Лисман заволновался… А твоя шляпа-то осталась на столе, в конторе. Он встревожился, не случилось ли с тобой чего-нибудь…
— Он не разговаривал со сторожем на стоянке?
— Не знаю.
— Он тебя спрашивал обо мне?
— Конечно.
— Что ты ему сказала?
— Что ты был и ушел.
— А спрашивал он, о чем мы с тобой…
— Интересовался, интересовался.
— А ты?
— Сказала, что ты мне рассказывал сказку.
— Какую еще сказку? — удивился я.
— Смешные вы, мужчины! Точно такой же вопрос задал мне лейтенант Лисман. И я… так слегка намекнула ему, что недостаточно хорошо его знаю, чтобы посвящать в подробности нашего разговора.
— А он?
— О, точных слов я не помню, но лейтенант сказал мне, что с ним можно приятно провести время, он-то умеет развлечь девушку, и вообще девушки должны быть полюбезней с полицейским офицером.
— А ты?
— А я спросила его, все ли девушки или только некоторые?
— Как он реагировал?
Элси насыпала в таз мыльного порошка, взбила его в пену, и распорядилась:
— О чем ты, собственно говоря, думаешь? А ну-ка вытирай тарелки.
— Ладно.
— Полотенце — на крючке за плитой. Из меня не выйдет хорошей жены. Ненавижу домашнюю работу.
— Я тоже.
— Все мужчины такие. Но для женщины это недостаток.
— Ты не борешься с ним?
— Нет. Зачем?
Она энергично окунала тарелки в мыльную пену, проводила по ним губкой и передавала мне.
— Ты не ополаскиваешь посуду? — спросил я.
— Нет. И без того много хлопот.
— Слушай, а это что такое на тарелке?
— Яичный желток. Он свернулся, затвердел, черт его знает, что с ним произошло. Давай сюда. Пусть полчасика полежит в тазу. Как насчет выпить?
— М-м-м… Кое-что проясняется, — проворчал я.
— Что проясняется?
— В твоем характере. Когда я только появился в конторе, ты даже глаз не подняла от машинки. Была поглощена своим делом. Так работает разве что недавно выбранный политик. Я решил, что ты из тех зацикленных женщин, которые обожают наводить порядок в своей квартире, вечно носятся с тряпкой, изничтожая пыль и наводя блеск везде и всюду.
— О, нет, — возразила Элси, — я терпеть не могу хозяйничать. И никогда не смешиваю работу и удовольствие.