— Да заткнись ты, дура!
Вмиг стало тихо. Даже дождь, казалось, стал барабанить не так зло.
— Не засижусь я у вас, — сбавив обороты, сказал Игорь. — Завтра и уйдем. Понятно?
Соседка хмуро пробурчала что-то. То ли соглашаясь, то ли все еще злясь. Игорь ее понимал. Сейчас, наверное, не было в Таллине человека, на которого не давил бы страшный гнет происходящего абсурда.
— Всё, спать давайте, — решил Игорь устало.
Он лег, где сидел, на трубы. Примостил рядом на свернутое одеяло сына. И вскоре задремал…
Всю ночь барабанил дождь, к утру сменившись мелкой, нудной моросью.
В этом сыром тумане расплывались контуры домов и деревьев, все казалось зыбким, нереальным. Люди не спешили выползать из убежищ…
Игорь проснулся и долго сидел, пытаясь согреться и прийти в себя. На своей лежанке глухо храпел дядя Толя. Марии Оттовны в подвале не было, ушла куда-то засветло. Ее мальчишки спали, обнявшись под большим покрывалом. Андрюшка тоже спал.
Морозов наклонился к нему, прошептал на ухо:
— Я отойду и вернусь, хорошо?
Ребенок что-то пробурчал и завозился под одеялом, но вскоре успокоился.
Игорь накинул плащ, порадовавшись, что у этой брезентовой бандуры есть капюшон. Вышел на улицу. Противная влажная взвесь тут же охватила его, стала сочиться за ворот и в рукава. Неприятно постреливал нерв под глазом, голова после ночной канонады была тяжелой, мутной. Казалось, что туман, опустившийся на город, прятал в себе не только улицы и остовы машин, но и мысли, и чувства. Туман притуплял эмоции.
Игорь огляделся и пошел туда, где вчера взрывалось и горело. В животе было пусто, но не от голода, а от предчувствия какой-то неминуемой, страшной беды.
Он пробирался мимо дворов, которые было не узнать в утренней мгле. Испуганно шарахался от уродливых корявых теней, в которые туман превратил редких прохожих.
Но даже эта мокрая простыня не могла заглушить запаха…
Гарь. Тяжелая, душная, несмотря на прохладу.
А еще пахло чем-то забытым. Резкий запах будто впитался в туман, пронизал его и теперь разъедал ноздри.
Чем ближе приближался Игорь к центру ночной шумихи, тем сильнее становилась вонь. Туман сменился дымом…
Здесь не было людей. Даже тех редких прохожих, что встречались у их дома. Тут будто вымерло все.
Разбежались? Убиты?
Морозов сознательно свернул с дороги, зашел осторожно во двор. Увидел давно прогоревшее кострище на том месте, где когда-то была песочница.
Тут жили.
— Эгей! — крикнул Игорь. — Эй! Есть кто живой?
В тумане его крик прозвучал глухо.
Где-то тихо капала вода.
Игорь подошел к кострищу. Под ногу попался брошенный котелок. Какие-то тряпки. Хорошо сохранившиеся высокие ботинки с крепкой шнуровкой, по нынешним временам — сокровище.
— Эгей!
Снова нет ответа. Морозов подобрал ботинки, связал шнурки, перекинул через плечо. Направился к ближайшему подъезду.
— Эг…
Крик застрял в горле.
В белесой пелене наметился темный силуэт. Руки, ноги… И нелепо свесившаяся на бок голова.
Игорь зажмурился, стиснул зубы так, что хрустнуло в челюсти.
Подошел ближе.
Повешенный был мужчиной. Вывалившийся язык, выпученные глаза. Его повесили на петле-удавке, самой простой и самой мучительной. Наверное, долго хрипел, царапая горло и дрыгая ногами…
С дерева с карканьем сорвалась ворона. Игорь вздрогнул. Мертвец медленно повернулся вокруг оси, словно отворачиваясь от Морозова.
— Твою мать…
Игорь сделал несколько шагов к подъезду, но там столкнулся с еще одним трупом.
Женщина. Ворох юбок, грязные босые ноги неестественно подвернуты под себя. Лица не видать.
Преодолевая ужас и отвращение, Игорь наклонился. Со странным, уродливым чувством облегчения он понял, что рана ножевая, широкая. Кровь была свежая, еще не запекшаяся. Убийство произошло этой ночью. Глядя на убитую, Морозов осознал, почему от души отлегло при виде резаных ран. Он страшно боялся увидеть аккуратные пулевые отверстия.
Ему очень хотелось, чтобы ночная стрельба оказалась галлюцинацией. Выпили, могло и почудиться. А что дымом несет, так это, простите, дело обычное. Пожары никто не отменял. А уж что там полыхало, что могло взорваться… Может, баллоны с каким газом?
Внутрь дома Игорь не пошел. И без того было ясно, что этот двор мертв.
Почему и кто напал на этих людей? Куда делись остальные?
Кто знает…
Морозов отступил, пятясь и не решаясь повернуться к мертвецам спиной. Только у песочницы он резко развернулся и пошел прочь.
Двигаться в тумане было нелегко. То перегородит дорогу машина, то распахнется уродливой круглой пастью канализационный люк…
Кто с упорством маньяка выдирал тяжелые крышки, Морозов понять так и не сумел.
Постепенно туман начал редеть, таять. Поднялся легкий ветерок. Видимость улучшилась, но морось не прошла.
Игорь спешил. Он сам себе не хотел признаваться в том, чего больше всего боялся. В этом дурном городе, в этом каменном кошмаре было только одно место, за которое Игорь действительно боялся, которое стало ему по-настоящему дорого. И которое, по закону подлости, должно было обязательно попасть под удар.
Морозов гнал гадкие мысли прочь, но они возвращались. Он и не заметил, как с быстрого шага перешел на бег.
Вот впереди показалась «канава». Еще немного…
Игорь вылетел из-за многоэтажки на площадь и замер.
На месте клиники дымились развалины.
Площадь перед торговым центром была усеяна телами. Там и тут лежали люди в белых халатах, а на одном из столбов висел… Врач. С табличкой на груди. Надпись на куске фанеры, видимо, была нанесена кровью: буквы стерлись под дождем, не разобрать.
Лицо Хендрика было спокойным, даже равнодушным. Так не умирают от удушья…
Подойдя ближе, Игорь разглядел несколько пулевых отверстий в заляпанном грязью и кровью белом халате.
Хендрика повесили тут в назидание остальным. Как символ, как… знак.
— Что ж вы, суки, творите-то! — закричал Морозов.
Площадь не ответила ему.
На ней, смрадно чадя химией, догорала его надежда…
Среди мертвых были и бандиты, игравшие роль охраны, и врачи, и пациенты. Давешний мужик, что стоял в дверях и вычислял симулянтов, лежал с простреленной головой.
Огромное здание торгового центра было в нескольких местах повреждено взрывами. Крыша почти полностью обвалилась. Внутри что-то чадило, из окон поднимался к небу черный дым.