— Какие чувства будет испытывать ваш сын по отношению к мисс Бурк, когда узнает, что она прежде была замужем? — спросил я.
Он улыбнулся:
— Туфта с амнезией — ловкая придумка… Она ничего о браке прежнем не скажет, потому что у нее этот очень удобный провал памяти. А выплывет факт наружу после, — после свадьбы, по крайней мере. Я отдаю вам должное, Лэм, вы весьма находчивы. Аккуратный маленький шах… Но еще не мат, видите ли… И не забывайте, что я могу быть абсолютно безжалостным, когда кто-нибудь встает поперек моей дороги. Значит, или вы убираете ее с дороги к тому времени, как Филипп прилетит в Рино, или ее арестуют по подозрению в убийстве, и тогда все выплывет наружу, а раз она изобразила потерю памяти, — она обречена.
Я зевнул.
Уайтвелл прервался на полуслове, свирепо завопив:
— Черт тебя побери, ты, наглый терьер, как ты себя ведешь? Я ведь не шучу!
Я рылся в кармане.
Уайтвелл пересек комнату, поднял телефонную трубку.
— Я звоню в полицейское управление.
Я вытащил письмо, которое забрал из квартиры Корлы Бурк в Рино.
Уайтвелл сразу бросил трубку, будто она жгла ему руку. Я спокойно сказал:
— Я справился насчет корреспонденции в Рино. Предполагал, что, может быть, для мисс Бурк было письмо.
Оно было.
Он застыл на месте. Неуверенно, совсем жалко проговорил:
— За нарушение закона о тайне почтовых отправлений… можно устроить вам скандал.
Я спокойно продолжал:
— Я заметил, что Пол Эндикотт казался очень обеспокоенным насчет отправки вашего письма… ну, того самого… по поводу покупки акций. По-видимому, он полностью осведомлен о всех ваших делах.
— Дональд, что за чертовщину ты несешь? — Берта не сразу усекла, к чему я клоню.
— Предположим, Филипп снесет этот удар с прежним браком. И не разлюбит Корлу, сколько бы раз она ни была замужем. Мистер Уайтвелл, вы человек, привязанный к своей семье. Вам будет очень одиноко без Филиппа. А отчуждение ваших внуков явится для вас просто нокаутом!
Если бы я врезал Луи Хейзену раза два хорошо поставленным ударом в солнечное сплетение, я не смог бы добиться большего эффекта.
— На вашем месте, — продолжал я, — медицинские зарегистрированный факт амнезии мисс Бурк считал бы лучшим шансом, который вам предоставила судьба за десять лет.
Без особой убежденности в голосе он заметил, что, когда обнаружится, как она его обманула, Филипп ее бросит, все-таки пусть и не сразу, но бросит.
— Вы ошибаетесь. Он не узнает… Но хватит о делах. Лично я собираюсь раздобыть где-нибудь что-нибудь перекусить. Я готов присоединиться к вам примерно через двадцать минут.
Я оставил Уайтвелла наедине с Бертой, прогулялся вниз по улице до бара, купил там зубочистку. И вернулся в номер Берты Кул. Она была одна.
— Где же Уайтвелл? — поинтересовался я.
— Ушел собрать кое-какие вещи… Дружок, тебе все-таки не следовало с ним так жестоко обращаться.
— Я в самом деле дал ему шанс, придумав эту историю с потерей памяти, а он оказался слишком глух, чтобы это понять… чтобы понять других, — сказал я.
— Нет, не совсем глух. Он просто уверен, что Филипп сделает все, что от него потребует отец.
— Филипп влюблен! Пойми это!
— Дональд, а как насчет того письма, что он послал. Что в нем было?
— Да ничего особенного.
Зазвонил телефон. Берта подняла трубку, произнесла:
— Алло. — Некоторое время слушала, потом сказала: — Хорошо, мы выезжаем. — Она повесила трубку. — Филипп зафрахтовал самолет. И его самолет, и тот, на котором ты прилетел из Рино, вместят нас всех. Мы отправляемся немедленно… Дональд, так что было в этом письме?
— Давай поспешим!
Берта летела «моим» самолетом, все остальные — самолетом, зафрахтованным Филиппом. В последнюю минуту Пол Эндикотт решил, что он тоже полетит, «просто, чтобы прокатиться».
Гул авиационного двигателя убаюкал меня сразу после взлета. Время от времени Берта будила меня вопросами. Я бормотал односложные ответы и снова погружался в обволакивающий сознание сон.
— Ты не должен драться с Артуром Уайтвеллом, Дональд, — донеслось до меня.
— Угу.
Ты, чертенок, знай: Берта сразу поняла, что ты вовсе потерял голову из-за женщины. Ты влюбляешься в них по всем правилам… ну, то есть на самом деле влюбляешься, но гораздо больше ты влюблен в свою профессию. Отвечай, Дональд. Разве не так?
— Полагаю… угу…
— Скажи мне, Хелен Фрамли убила того мужчину, с которым жила?
Я приоткрыл глаза.
— Она не жила с ним.
— Брось!
— Это было деловое соглашение.
Через некоторое время Берта возобновила атаку.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Какой?
— Убила она его или нет?
— Надеюсь, что нет.
У меня не было необходимости открывать свои глаза, чтобы увидеть, как ее блестящие маленькие глазки исследуют каждую черточку моего лица, чтобы обнаружить на нем какую-нибудь, которая выдала бы ожидаемый ею ответ.
— Ты сам говорил, что Хелен Фрамли многое известно о том, кто совершил убийство.
— Возможно.
— Что-то такое известно, о чем она не сообщила полиции.
— Вероятно.
— Держу пари, Дональд, она тебе обо всем рассказала. Ты вытянул из нее что надо, чертенок. Как тебе это удается? Ты их гипнотизируешь? Должно быть, так. Ты же не можешь применить к ним методы пещерного человека, сексуального насильника. Они сами открываются тебе… Может быть, на них действует всегдашняя твоя готовность драться, даже когда ты знаешь, что проигрываешь. Я думаю, так оно и есть. Я знаю женщин. Нам нравятся мужчины-бойцы.
Моя голова свалилась на грудь, я почти отключился, хотя Берта своей болтовней могла доконать кого угодно.
— Послушай, дружок, тебе приходило в голову, что с нами может случиться?
— Что?
— У Артура Уайтвелла есть деньги, связи да и голова на плечах. Он не потерпит, чтобы на него оказывали давление.
Я молча клевал носом.