— Вы уходите? — спросил он, когда она наконец оделась.
— А мне казалось, что ты уже взрослый, — укоризненно сказала она, подходя к его постели.
Он вылез из-под одеяла. Красивый молодой человек, добрый, мягкий, смелый, честный. Если бы они встретились двадцать лет назад. Но двадцать лет назад ему было… Лучше об этом не думать. Она улыбнулась.
— Все было хорошо. Ты вернешься в Москву, и мы еще встретимся. Только сегодня улетай. Не заставляй меня пожалеть о своем внезапном поступке. Очень тебя прошу.
— Да, — растерянно сказал он, — я вас понимаю.
Она поцеловала его в щеку. Он посмотрел на нее обиженными глазами…
— Черт тебя побери, — пробормотала она и, схватив за шею, поцеловала его в губы. Поцелуй был долгим. — Договорились? — спросила она.
Он вздохнул.
— Можно я буду вам звонить? — спросил Андрей.
— Можно, — сказала она, — но только домой. Я дам тебе мой домашний телефон.
Она уже опаздывала. Он снова потянулся к ней, словно собираясь задержать.
— Нет, я уже опаздываю, — решительно сказала Марина, написав номер своего домашнего телефона.
Даже в этот момент она обязана была помнить, что домашний телефон ее новой квартиры отличается от домашнего телефона дома, где она прожила последние несколько лет. Именно поэтому она написала новый телефон и, положив бумажку на столик, быстро пошла к двери. Он успел натянуть джинсы и выбежать следом.
— Ты хороший человек, — сказала она на прощание.
— И вы… и ты… — пробормотал он.
— Мы обязательно еще увидимся, — убежденно сказала она и ушла, не оглядываясь. Через полчаса Марина была уже дома.
Она не сомневалась, что проверка будет продолжена. Она поняла, что следовавшая за ней машина была послана либо Кудлиным, либо Фомичевым. На работе весь день ее никто не беспокоил, если не считать визита кадровиков, которые готовили списки сотрудников на премиальные. Вечером она также обнаружила наблюдение, довольно спокойно отреагировав на «эскорт». Уже оставив автомобиль на стоянке, она прошла к своему дому, ожидая и боясь встретить Андрея. Но во дворе никого не было. Она поднялась в квартиру, открыла дверь, вошла и увидела Циннера. Он читал Хемингуэя на английском.
— Вы встречаете меня как верный муж, — пошутила она. — Может быть, вам переехать ко мне? Выдавать себя за моего любовника и даже оставлять здесь свои домашние тапочки.
— Не нужно шутить, — строго сказал Циннер. — Вы провели ночь в квартире Камышева.
— Это вопрос или утверждение?
— А как бы вы хотели?
— Чтобы это был вопрос. Но вы ведь все знаете. Что с ним? Он улетел?
— Он хотел остаться, — вздохнул Циннер, — хорошо, что у нас был запасной вариант. Мы организовали звонок его отца, и Андрей не стал сдавать билет, хотя очень хотел. В общем, он улетел.
— Спасибо.
— Это вам спасибо. Догадываюсь, что вы тоже убеждали его сделать нечто подобное. Теперь давайте по делу. Мне кажется, что пока ничего страшного не произошло. Вчера Рашковский заходил к адмиралу и расспрашивал про вас.
— О господи, — прошептала она, усаживаясь рядом с гостем на диван, — надеюсь, ничего неприятного не произошло?
— Адмирал подтвердил, что вы дочь его друга.
— Слава богу. Что еще?
— Один из сотрудников Фомичева приехал в МИД, чтобы расспросить про вашего отца. Мы проследили все его встречи. Ему подтвердили, что ваш отец действительно был дипломатом. Правда, в одном из кабинетов слишком болтливый сотрудник протокола вспомнил, что дочь Владимира Чернышева попала на какую-то секретную работу. Ничего страшного, но все равно неприятно. В конце концов, по вашей легенде, вы работали в закрытых научных учреждениях.
— Больше ничего?
— Кудлин поехал к Елизавете Алексеевне и попросил вашу старую фотографию, где вы фотографировались рядом с ней за день до защиты. Они, видимо, проверяют, не подставили ли им другого человека. Думаю, что это хороший знак. Значит, в настоящей Чернышевой они уже не сомневаются. В общем, мы думаем, что завтра они выскажутся более определенно. Через два дня Рашковский улетает, и, очевидно, он торопит с вашей проверкой.
— Думаете, что меня возьмут на работу до отъезда?
— Убежден, — сказал Циннер, поднимаясь с дивана. — Завтра решающий день. Постарайтесь отоспаться сегодня и выглядеть свежее. У вас уставший вид.
— Могли бы и промолчать, — заметила Марина. — Впрочем, галантности вам всегда не хватало.
— Мне не за это платят деньги, — напомнил Циннер, подходя к дверям. — Я должен сделать все, чтобы обеспечить вашу безопасность.
— Кстати, насчет безопасности. У вас нет новых данных по поводу нападения на дочь Рашковского? Вы уже установили, кто был заинтересован в нападении?
— Пока нет. Но насколько я знаю, в МВД работает целая группа, пытающаяся это выяснить. Кстати, Рашковский собирается взять с собой и дочь. Для этого он заказал специальный самолет. До свидания.
Циннер вышел, а Марина еще долго сидела на диване, вспоминая перипетии последних суток. Когда на следующее утро она вновь обнаружила наблюдателей, ее уже не удивило, что сопровождавшие ее автомобиль сотрудники Фомичева даже не собираются маскировать свои действия. Она досидела и этот день до конца, даже участвовала в совещании, которое проводил заместитель директора института. Тот самый, услугами которого воспользовался Кудлин. Усиленно потеющий, лысоватый мужчина лет под пятьдесят, с вечно расстегнутой верхней пуговицей пиджака и выпирающим животиком, смотрел на нее с каким-то особенным уважением, словно знал, на какую работу она переходит. Совещание закончилось в пятом часу дня, а когда она вышла во двор, то обнаружила, что у ее машины уже стоят два молодых человека с незапоминающимися лицами, в серых одинаковых костюмчиках. Очевидно, у Кудлина и Фомичева не было недостатка в бывших сотрудниках органов МВД и КГБ.
— Вас ждут, — сказал один из «близнецов», — Леонид Дмитриевич просил передать, чтобы вы поехали с нами.
— Я вас не знаю, — строго возразила она, — поэтому давайте сначала позвоним Кудлину, а потом я соглашусь ехать с вами.
Один из незнакомцев кивнул, доставая мобильный телефон.
— Леонид Дмитриевич, здравствуйте. Мы стоим около института, но Чернышева не хочет с нами ехать. Она просила сначала перезвонить к вам.
— Дайте ей аппарат, — потребовал Кудлин, и, когда Марина взяла телефон, он пошутил: — Вы всегда такая недоверчивая?