С этим также никто не стал спорить.
Пообедала я с завидным аппетитом, чего не случалось уже пару дней кряду. Настроение окончательно стало приятным, и даже спать почти расхотелось. Впрочем, выспаться мне сегодня вряд ли дали бы. Суета в нашем вагоне вновь воцарилась невообразимая.
В одном купе распевали куплеты, в другом романсы, в третьем бренчала гитара, в четвертом громко репетировали диалог. Все перемещались с места на место, так что пройти по вагону из конца в конец становилось делом непростым и долгим.
А тут еще и мы с Машей устроились на проходе, потому что здесь другого места не было, а уходить в салон мне было нельзя.
– Ой, Даша, вы так надолго исчезли, я все не могла вас застать. Вы обещали мне рассказать, отчего вам удалось так ловко метнуть пепельницу в того шулера.
Бедная Маша, она так сильно отстала от жизни, что я никак не могла вспомнить, когда же я ей обещала рассказать о метании пепельниц в карточных шулеров. То есть я помнила тот наш разговор, но вот когда он состоялся – накануне или сто лет тому назад – сообразить не могла. Столько всего произошло за это время! С другой стороны, то, что Маша не в курсе событий, было хорошо. Это означало, что все наши сыскные дела, засады друг на друга и все прочее не то что не вызвали какой-либо паники, но вовсе остались неизвестными для большинства пассажиров.
По поводу пепельницы я рассказала подлинную историю о том, как мы с папой на берегу Финского залива кидали камни: кто дальше и кто точнее. И что в отношении точности я ему мало уступала. Конечно, это была часть правды, но рассказывать все у меня пока не было желания.
Я еще рассказала историю с пропажей и обнаружением купца. Маше она понравилась настолько, что она стала в нетерпении переминаться с ноги на ногу, видимо, разрывалась между желанием поговорить со мной и еще большим желанием рассказать об этом Ирине Родионовне. Тут очень к месту появилась Екатерина Дмитриевна и с улыбкой – но без насмешки! – сказала:
– Так вот она какая – лучшая в нашем поезде исполнительница роли привидения! Да вы, Маша, на Дашу так сурово не смотрите. Во-первых, не она нам рассказала про ваш секрет, а во-вторых, какой бы несерьезной вам наша компания ни казалась, но чужие секреты мы хранить умеем.
– Ой! Так что, теперь все знают про привидение?
– Далеко не все! Лишь те, кому можно доверять, – успокоила мою подругу актриса и повернулась ко мне: – Даша, спешу вас обрадовать тем, что список костюмов получился коротким. Понадобится мое красное платье, то, в котором я Гертруду играла во втором акте. Оно в моем чемодане, он этакий весь из себя черный, но верх у него серый…
– Я помню, не беспокойтесь.
– Если там парик сверху окажется, так вы и его прихватите. Если нет, то и искать не стоит. Второе платье уже из общего гардероба, то, что было на леди Тизл. И третье оттуда же. В нем Елена играла в «На всякого мудреца», синее с белым. Вот и все. Сейчас госпожа Туманова освободится, так вы с ней сходите.
– Да зачем же я ее стану отвлекать от репетиций из-за трех платьев? С чемоданами на полках мне сопровождающий поможет, а уж сюда донести я и одна сумею.
– Ну это уж как вы сами сочтете нужным. Держите листок, раз уж я все это записала.
– Ой, раз у вас дело образовалось, так я пойду? – воспользовалась моментом Маша.
– А давайте вместе пойдем, я вас до салона провожу, а дальше уже одна.
Ирина Родионовна в салоне своего вагона беседовала с есаулом Котовым, и Маша, еще не успев подойти к ним, начала рассказывать про купца. Я лишь кивнула обоим и последовала по своим делам.
Второй раз за день я постучала в то купе, где ехали железнодорожники, принимавшие и выдававшие багаж. То есть теперь там оставался один из них, а что произошло с Павлом Истоминым, которого я и видела-то мельком, было для меня загадкой номер два. Ну, под номером один шел мистер Ю. То, куда он исчез, кто он таков и многое другое. А вторым номером среди неразгаданных тайн было исчезновение Истомина. Была и третья загадка – где искать тот пакет, что стал причиной столь страшных событий, и существует ли он вообще.
Вот все это мелькнуло у меня в голове, пока я дожидалась ответа на свой стук, а ответа все не было. Я постучала вторично, потом взялась за ручку и потянула дверь. Та открылась. В купе было пусто. Шкафчик на стене тоже был приоткрыт, и знаменитого ключа в нем видно не было.
«Кому-то, кроме меня, понадобилось порыться в багаже», – подумала я самое очевидное и пошла в тамбур, чтобы проверить свои догадки. Дверь в багажный вагон действительно была не заперта, и я сочла возможным войти в него без стука. Все равно здесь было слишком шумно, чтобы мой стук услышали, а барабанить со всей мочи не хотелось, да и нужды в таких церемониях не было никакой.
Электричество не было включено, и в вагоне было сумеречно. Здесь не имелось больших окон, и свет пробивался лишь через два небольших окошка. Одно из них располагалось справа и в ближнем от меня конце вагона, другое – слева, в дальнем. К тому же оба были не полностью, но все же заслонены багажом на полках.
Багажа, к слову, несколько прибавилось. Полки и раньше были заняты полностью, а сейчас и в проходе стояли два ящика размером с диван, никак не меньше, и несколько коробок.
А вот людей в вагоне не наблюдалось. Пока я это поняла окончательно, я уже успела протиснуться мимо этих ящиков и коробок, так как отчего-то была убеждена, что это из-за них мне не виден закуток между полками, где стоял небольшой стол, за которым железнодорожники заполняли свои квитанции на багаж и всякие другие бумаги. Но и за столом никого не было. Сначала я испытала досаду от того, что мы, несколько раз разговаривая с проводником из этого вагона, даже имени его не спросили, и сейчас мне придется прокричать нечто глупое, вроде: «Господин железнодорожник! Ау!»
Но ничего кричать я не стала. Напротив, я прижала свой узел к груди и стала молча пятиться назад, стараясь при этом как можно тщательнее все рассмотреть, благо глаза уже привыкли к полумраку. А глаза, как назло, выхватывали то, что мне сейчас было не нужно. Тот черный с серым верхом чемодан, где должно было лежать нужное мне красное платье королевы Гертруды. Наши с дедушкой чемоданы и сверток с кинжалом, к одному из них привязанный. Шляпная коробка великанского размера.
Уперевшись спиной в первый из двух огромных ящиков, я вынуждена была обернуться, чтобы не зацепиться за него платьем, посмотрела вниз и увидела под полкой ногу в ботинке и черных брюках. В таких брюках ходили все железнодорожники в нашем поезде. Но кто там лежал? Павел Истомин или его напарник? Или кто иной? Последнее вряд ли. Смотреть под полку было глупо. Не нужно вообще ничем показывать, что я что-то необычное увидела. Еще бы понять, где же прячется неугомонный мистер Ю? Позади меня или в дальней части вагона? Скорее всего, впереди, там, где виден чемодан, неровно сдвинутый на край полки. Скорее всего, это чемодан господина Соболева, иначе становится совершенно непонятно, ради чего рискует наш кореец, забравшись в этот вагон. А так… Ухватился за свой последний шанс найти нужный ему пакет и порыться в чемодане им же убитого человека, вот и забрался в этот вагон. Какое еще объяснение можно придумать? Но как он сюда попал? Через крохотное окошко? Невозможно, они, похоже, и не открываются даже. Его привел напарник Истомина? Но мы предупредили всех железнодорожников, что собой представляет мистер Ю и насколько он опасен. Так отчего бы напарник Истомина повел его сюда? Хотя его могли заставить сделать это под дулом пистолета. А может, для мистера Ю и этот замок не был препятствием, как и все остальные в поезде? Он проник сюда тайно, а уж потом пришел железнодорожник, и его пришлось оглушить. Если не хуже. Так, где же он может прятаться, этот мистер Ю? Раз он не напал до сих пор, остается шанс, что он даст мне уйти и тут же попытается скрыться. Пусть скрывается, мне до него и дела нет. Но нужно скорее позвать на помощь, потому что человеку, чью ногу я увидела под полкой, она крайне нужна. А если кореец – или все ж таки китаец? – позади меня и отрезал мне путь назад, а сейчас ждет удобного момента для внезапного нападения? Начнешь внимательно осматриваться, и это нападение тут же и произойдет! Что ж, если нельзя смотреть, то принюхаться можно незаметно. Я потянула носом воздух и почти сразу уловила приторный запах папирос, больше подходящий для дамских духов, чем для папиросного табака. Увы, но запах исходил оттуда, куда вел путь моего спасения. Рискнуть, положиться на то, что он меня выпустит? Нет, идти навстречу такому опасному человеку с пустыми руками слишком неумно. Я решилась сделать то, что с самого начала могло быть правильным, а сейчас могло быть и неверным, но ничего иного мне не оставалось.