— А-а, заходи, Сидоров! — начал Серёга.
— Привет, привет, — откликнулся Лёшка, к своему огромному удивлению и ещё большему облегчению, ощущая, что голос, в отличие от рук и ног, почти не дрожит. Ну разве что стал чуть звонче обычного. Справедливости ради стоит заметить, что ему читать было намного легче, чем Олегу, потому что он успел большую часть своих реплик запомнить и ему почти не нужно было заглядывать в текст. Он очень старался не повторять ошибок своего предшественника и уж хотя бы знаки препинания воспроизводить правильно. Не зря же автор пьески их расставил?
Зоя Александровна внимательно слушала, даже порой опаздывала с репликами Веры, сестры Петрова, когда та появлялась по ходу действия. Но до конца они добрались в считаные минуты, и Лёшка наконец вздохнул полной грудью.
— Так! — сказала Зоя Александровна. — Утверждаем список действующих лиц и исполнителей. Саша Петров — Сергей Гранаткин. Вера, его сестра, — Ириша Рыжова. Сидоров, его друг, — Алексей Кузнецов.
Лёшке вдруг стало стыдно перед Олегом, как будто он отнял у него что-то ценное. Но Олег, к его удивлению, никакой досады не выказал, поднялся с дивана и спросил:
— Зоя Александровна, когда будет готовиться следующая передача? — Голос у него звучал ровно, бесцветно.
— Через две недели, Олежка, — ответила режиссёр.
— Так я зайду. До свидания, — не то спросил, не то сказал утвердительно Олег и стал одеваться.
— Заходи, конечно, — вздохнула Зоя Александровна и повернулась к ребятам. — Серёженька, ты Лёшу в отдел кадров сводишь? Пусть ему пропуск на эту неделю выпишут.
— Конечно свожу! — обрадовался Серёга.
— А я пока в павильон зайду, взгляну, как там выгородку для нас готовят.
— Ой, а можно мы сначала с вами в павильон? Лёшке же интересно!
— А тебе самому не интересно? — улыбнулась старушка. — Пошли уже.
Лёшка собрался подняться и вдруг понял, что не может. Он каким-то невероятным образом умудрился засунуть ноги под диван так глубоко, что теперь они не желали вылезать обратно. Чтобы их вытащить, нужно было встать и облегчить давление на диван. А чтобы встать, нужно было вытащить ноги. Ничего умного в голову не приходило, и Лёшка сказал:
— Вы идите, я вас сейчас догоню.
Зоя Александровна кивнула и вышла, но Серёга, почувствовав неладное, остался.
— Ты чего?
— Ноги застряли. Под диваном.
Серёга нагнулся посмотреть.
— Это как же ты их туда всунуть умудрился?
— Я знаю? На нервной почве, наверное.
— Бывает. Я в самый первый раз, пока чашку с чаем в руки не взял, двух слов связать не мог. А потом увлёкся, стал этой чашкой размахивать и всех облил. Хорошо, что чай к этому времени остыл. Ты вот что, становись на колени, а я диван чуть приподниму.
Лёшка сполз с сиденья, а Серёга приподнял край дивана. Подняться с пола тоже оказалось делом нелёгким — ноги затекли и когда их удалось окончательно выпрямить, то обнаружилось, что носки смотрят вправо и влево, почти не образуя угла.
— Вот это да! — закричал спаситель. — Идеальная первая позиция.
— Чего? — не понял Лёшка.
— Ну в танцах есть разные позиции. Третья, шестая. А у тебя первая получилась. Очень трудная, к ней подолгу привыкают, а у тебя раз — и вышло.
— Блин, мне бы теперь из этой позиции в нормальную вернуться. А то вдруг стану всю оставшуюся жизнь косолапить?
— Не боись, прорвёмся. А твой способ надо запатентовать, пригодится будущим балерунам и балеринам.
Когда они вошли в съёмочный павильон, тот самый, над которым раньше светилось грозное табло «НЕ ВХОДИТЬ», ноги у Лёшки окончательно пришли в себя.
Первое, что бросалось в глаза, да и под многострадальные ноги, было великое множество кабелей. Они устилали пол сплошным ковром, впрочем, сравнение с ковром было явно неуместным — ковёр — это нечто гладкое, а тут — сплошные бугры, бурелом какой-то. А с учётом того, что освещения в данный момент почти не было, всё это напоминало труднопроходимую полосу препятствий. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы не споткнуться.
— Ребятушки, да включите же свет, — раздался голос Зои Александровны.
К кому она обращалась, осталось непонятным, но свет зажёгся.
— Вот спасибо! — поблагодарила режиссёр опять-таки неизвестно кого.
— Да не за что, всегда, как говорится, готовы! — прозвучало из громкоговорителя.
Лёшка повернулся в сторону, откуда шёл звук, и увидел большое окно. За стеклом в свете экранов виднелись какие-то непонятного назначения пульты. Тень, сидевшая в кресле перед одним из пультов, помахала Лёшке рукой. Лёшка помахал в ответ и только после этого догадался, что это Лена, девушка, которую они видели в редакции. Наверное, уже дописала свой сценарий, раз переместилась сюда.
— Это — аппаратная, — пояснил Сергей. — Оттуда в эфир передачи запускают.
Лёшка кивнул, мол, понял. Он уже и сам вспомнил, что нечто подобное иногда показывают в конце новостей, когда камера откатывается назад и становится видно не только диктора, но и всё помещение студии. Только как телевизионщики умудряются не показывать все эти горы кабелей разной толщины и длины?
Мальчишки наконец преодолели все эти непролазные дебри, и Лёшка получил возможность оглядеться, не рискуя грохнуться на пол.
Павильон был большим: потолок где-то на высоте двух, а то и трёх этажей, в длину шагов сорок, в ширину немного меньше. Стены почти везде были обиты серыми плитами с дырочками. Большинство кабелей вели к телевизионным камерам. На длинном шесте, закрепленном на треногой стойке с колёсиками, висел микрофон. Больше всего он напоминал колодезный журавль, так что Лёшка даже не удивился, узнав, что его в просторечии так и называют «журавлём».
— Мониторы, — продолжал объяснять Серёга, кивнув на перекатывающиеся подставки с громоздкими телевизорами. — На них, когда идёт съёмка или эфир, видно, что показывают камеры.
— А это что за ерунда? — заинтересовался Лёшка телевизором с экраном, прикрытым по бокам створками.
— Телесуфлёр. Если текст забудешь, посмотреть можно. Дикторы, так те большую часть текста читают не с листочков, что у них на столе, а с такой вот штуки.
— Сейчас у дикторов всё больше ноутбуки, а не листочки, — заметил Лёшка.
— Ага, — не стал спорить его гид. — У нас тоже иногда пользуются. Когда новости в прямом эфире идут, там показывают, готов срочный сюжет или надо подождать. А текст они всё равно с телесуфлёpa читают. Его рядом с камерой ставят. Получается, что диктор вроде как в камеру смотрит, то есть прямо на телезрителей, и всё наизусть шпарит. А на самом деле читает с монитора.
— А наши декорации где? — Лёшка сам себе удивился, как быстро он употребил слово «наши».