Мистер Руни, размышлявший во время этой короткой речи доктора, покачал головой и сказал:
– А ведь вы правы, доктор Ватсон. Господа полицейские, не припоминаете дело нескольких месяцев давности, связанное с гибелью семьи майора Беркли?
– Это когда омнибус наехал на коляску с пассажирами и все они погибли? – спросил суперинтендант Шелдон.
– Совершенно верно. А кебмен и человек, управлявший омнибусом, даже в малой степени не пострадали. Полиция поначалу вовсе сочла все это несчастным случаем и лишь под давлением матери майора Беркли начала расследование. Оба кучера были признаны виновными в халатности, но отделались весьма мягким приговором.
– Несчастную миссис Беркли необходимо направить на обследование к хорошему специалисту, – предложил доктор Ватсон. – Не думаю, что ее уже пора помещать в психиатрическую лечебницу, при должном лечении еще все возможно исправить.
– Мы так и поступим! – уверенно заявил мистер Руни. – Верно, мистер Шелдон?
– Да-да, само собой, – согласился суперинтендант.
– Господа! Ну теперь-то вы убедились, что нередко слова о том, что произошло досадное недоразумение, бывают правдой? – спросила я.
– Убедились. Я, пожалуй, попрошу подготовить приказ, запрещающий говорить в ответ на эту фразу, что все так говорят! – пообещал специалист по особым поручениям.
– Так мы можем…
– Суперинтендант Шелдон, слово за вами, ведь здесь вы принимаете решения. Могут ли эти джентльмены быть свободны?
– Учитывая все обстоятельства, несомненно. Джентльмены, вы свободны.
– И я? – Доктор Ватсон поднялся со своего места, но вдруг засомневался: – Я тоже свободен?
– И вы, доктор, свободны. Мы на всякий случай разыщем того кебмена, от которого сбежал пассажир, но уверены, что он все подтвердит, каждое ваше слово. Примите наши искренние извинения!
– Что ж, тогда позвольте откланяться, – сказал Александр Сергеевич. – Некоторое потрясение от этого происшествия я испытал. Но оно не столь серьезное, чтобы держать зло на полицию Лондона. Всего вам доброго.
– Мы доставим вас по любому адресу на нашем транспорте, – любезно предложил суперинтендант.
Все стали отказываться, только Петя неожиданно спросил:
– А на «Черной Марии» можно?
Все засмеялись этой шутке, только я вот не была до конца уверена, что это лишь шутка. Но настаивать Петя не стал, зато обратился с просьбой к полицейским и доктору Ватсону оставить для него автографы на память о знакомстве. Просьба эта вызвала некоторое смущение у всех. Помимо мистера Руни, конечно. Но все оставили свои записи в Петином блокноте.
«Вы меня убедили: недоразумения и ошибки порой случаются. Специалист по особым поручениям Эй. Джей. Руни. Лондон, Скотленд-Ярд».
«Было очень приятно арестовать таких приятных людей. Суперинтендант J-дивизиона Шелдон».
«Если вы решите завести собаку, пусть это будет колли или любая другая. Но только не болонка. Инспектор-детектив Рэйли».
«Я порой ненавижу своего литературного однофамильца, но признаюсь по секрету, что его существование весьма благотворно сказывается на расширении моей врачебной практики. Доктор Ватсон».
Провожать нас вышел только инспектор Рэйли.
– У вас тут вполне комфортно, – сказал на прощание Александр Сергеевич. – Но на ночь я не стал бы оставаться.
– Отчего? – очень сильно удивился инспектор.
– Тюфяки мышами пахнут.
Нам едва достало времени, чтобы привести себя в порядок и переодеться, потому что мы должны были отправиться на маменькин прощальный вечер, куда все были приглашены.
Ужин прошел мило и грустно. Возможно, веселая музыка и танцы сделали бы его более веселым, но при наших печальных обстоятельствах они были бы неуместны.
Впрочем, совсем без музыки не обошлось. Маменька с дедушкой играли в четыре руки и пели очаровательные русские романсы. Не остались в долгу и артисты французской труппы.
Когда пришло время прощаться, у многих на глазах заблестели слезы.
– Господа! – воскликнула маменька. – Не стоит так хмуриться! Возможно, мы еще не раз встретимся. А того лучше, приезжайте к нам в Москву или Петербург. На гастроли. Я с огромным удовольствием выйду с вами на сцену снова. Если только вы того пожелаете.
– Да-да! – счел нужным сказать и Александр Сергеевич. – Обязательно приезжайте в Россию. И не только в столицы, но и к нам в Сибирь. Уверяю вас, что хорошие сборы будут вам обеспечены. И, несомненно, найдутся меценаты, готовые взять на себя расходы по вашему приезду! А уж такой благодарной публики, как у нас, вам не сыскать!
Слова маменьки вызвали даже некоторый энтузиазм, приправленный, правда, изрядной долей сомнений. Зато при одном слове «Сибирь» в глазах у многих отразился вполне неподдельный ужас. На словах, впрочем, все было иначе.
Я обо всех этих не слишком важных событиях упоминаю с одной целью – оправдаться. Ну разве можно при такой кутерьме толково обдумать более серьезные вещи. Тем более что особой нужды в том, чтобы всерьез размышлять над гибелью графа Никитина, я не видела. Ведь грабитель уже схвачен. И пусть он не сознается в убийстве, но и в словах старшего инспектора Мортона есть немалый резон. Если убил кто-то другой, то особняк графа в ту ночь и впрямь должен был напоминать проходной двор, по которому непрестанно шастают различные преступники, грабители и убийцы. А это весьма и весьма маловероятно!
Конечно, нам с Петей очень хотелось разобраться с тем, откуда появилось фальшивое ожерелье. И со многими другими непонятными вещами. Ну с тем же сейфом для перевозки ценностей, в котором ничего ценного не перевозили. А еще у меня сложилось впечатление, что слишком тесно для простых путешественников были связаны с нашим посольством граф и его секретарь.
Это все было интересно, но в сравнении с тем, что преступник пойман и дело близится к окончательному завершению, не казалось важным. Но на следующее утро все изменилось.
Мы, я, дедушка и мама, только-только встали, как примчался Антон Петрович.
– Простите меня за-ради Христа! – воскликнул он. – У меня становится привычкой врываться к вам без приглашения.
– Антон Петрович, мы рады видеть вас в любое время дня и ночи, так что никаких приглашений вам не требуется. И судя по вашей взволнованности, опять случилось нечто, выходящее за все рамки?
– Ах, как же вы правы, Афанасий Николаевич! И ведь как прекрасна была моя жизнь всего несколько дней назад. Ох, простите великодушно, я это уж не раз говорил. К тому же нужно бы первым делом изложить суть моего непрошеного визита к вам.
Тут Антон Петрович потерял все возбуждение, в котором прибежал, и погрузился в апатичные раздумья, но мы не посмели его перебивать.