– Ах, Дарья Владимировна, – печально сказал он после долгой паузы. – Я вот даже подумал, что стоило нам с вами признать, что ожерелье то самое! И не было бы того, что сейчас пишут газеты.

– Да что же такого в них написано?

– Что наш уважаемый Алексей Юрьевич затевал аферу с фальшивыми драгоценностями!

– Что, так и пишут? Да как они смеют?! – возмутился дедушка.

– Именно так и пишут. Те, что посолиднее, впрочем, пишут только о том факте, что ожерелье было опознано как фальшивое. А вот газетенки поплоше в выражениях и домыслах не стесняются!

При этих словах в гостиную вошли Александр Сергеевич и Петя.

– Вынужден подтвердить, что так все и обстоит, – грустно сказал Петин отец, слышавший последние слова бывшего секретаря графа Никитина, – как это ни прискорбно. И уж совсем прискорбно, что рядом с этими досужими, дикими по своей сути домыслами упоминаются наши имена.

– Вот именно! – подтвердил Антон Петрович. – И мое, что куда еще ни шло, и ваше, Ирина Афанасьевна, и всех, всех, всех нас.

– Полагаю, что брошенная на честь графа Никитина тень коснулась бы нас в любом случае, – сказала маменька. – Мы обязаны что-то предпринять. Нанять адвокатов, скажем.

– Если уж кого нанимать, так частных сыщиков, чтобы сыскали подлинное ожерелье, – пробурчал дедушка и глянул на нас с Петей, желая что-то сказать, но промолчал в итоге.

– Не знаю, может, нам и стоит нанять частных детективов, – сказал Александр Сергеевич, заметивший этот взгляд. – Но у нас есть две светлые головки, которые распутывали и не такие тайны.

– Вы о чем, Александр Сергеевич? – не поняла его маменька.

– О наших детях. Я же не выдам тайну, сказав, что они оказали огромную помощь полиции в раскрытии нескольких очень загадочных преступлений?

– Не выдадите, – согласилась маменька. – Даша и папа мне писали об этих приключениях. Но они же лишь дети! А тут нужны люди, обладающие умениями и особыми возможностями.

– Такие возможности в полной мере есть у Скотленд-Ярда. Но боюсь, что полиции невыгодно ими воспользоваться, – задумчиво произнес дедушка.

– И потом, я не собираюсь отпускать Дашу собирать улики и доказательства где-то в бандитских притонах!

– Об этом не может быть и речи! – согласился Александр Сергеевич. – Но вот дать им всю нужную информацию и попросить ее осмыслить… Это же можно?

– Лучше бы и этого не делать, – вздохнула маменька. – Только боюсь, запрети мы им, они сами… Пусть уж лучше под нашим присмотром.

Я тем временем успела глянуть на страницы газет. На сей раз почти все газеты разделили свои материалы в связи со смертью Алексея Юрьевича на две части. Большая была посвящена фальшивому ожерелью. В меньшей сообщалось о поимке преступника, и даже давался его портрет и описание. Вот они привлекли мое внимание куда больше, нежели сплетни про ожерелье и мнимую аферу. Говорить о тех мыслях, на которые они меня навели, здесь и сейчас я не стала.

– Мы все равно собирались посмотреть место преступления, – сказала я. – Вот этим и займемся. А Антон Петрович нам расскажет все, что известно про ожерелье и про события того вечера и той ночи.

– Конечно, расскажу. Только вы меня спрашивайте, а то у меня в голове снова сумбур.

– Вот и замечательно, – сказала маменька, – после завтрака можете и поехать.

20

Таким образом, на месте преступления мы оказались только через три дня после его совершения. Петя настоял на том, чтобы осмотреть и стену, по которой влез преступник, хотя я полагала, что тут можно довериться Скотленд-Ярду. Даже Шерлок Холмс нередко говорил, что в сборе сведений и улик они способны перещеголять и его самого. Как и следовало ожидать, ничего интересного мы этим осмотром не добились. А сказать по правде, мы даже тех следов, оставленных грабителем, о которых говорил старший инспектор Мортон, не нашли. Скорее всего их смыло вчерашним ночным дождем.

После мы вошли в дом и поднялись по лестнице, ведущей из холла на второй этаж. Лестница на площадке под прямым углом разделялась на две части и вела в разные половины дома.

– Там проживаю я, а справа жил Алексей Юрьевич, – объяснил Антон Петрович. – Направо?

– Конечно. А прислуга была в доме?

– Да. Горничная, кухарка и экономка.

– Экономка-то зачем? – удивился Петя.

– Да не ведаю! – воскликнул с некоторой обидой в голосе Антон Петрович. – Можно подумать, что я сам не справился бы с ведением нашего хозяйства, после того как занимался этим на протяжении пяти лет. Так нет, графу вдруг возжелалось!

– А они все здесь проживали или были приходящими?

– Экономка спала в комнате внизу. А прислуга приходила и уходила.

Антон Петрович повернул в замке ключ и распахнул перед нами дверь.

– Вот здесь, стало быть…

– А экономка… она и сейчас здесь?

– Нет. Съехала. Как полиция сказала, что она больше не нужна, так и съехала. Даже жалованье за последнюю неделю не стала спрашивать. Может, забоялась, может, вдруг новое место нашла, не стала ждать расчета. Куда-то отправилась, а куда – не ведаю.

– Хорошо. Показывайте, что да как тут у вас.

– Да что тут показывать. Это мы называли кабинетом, хотя и гостиной можно наименовать. Столовались мы на первом этаже, там у нас столовая и кухня. А здесь так, эта комнатка да спальная. Здесь, можно сказать, ничего нашего и нет, все как сняли вместе с самим домом, так и есть. Граф даже писать предпочитал в спальной.

Мы прошли в спальню.

Она была заметно просторнее и светлее, нежели гостиная, и скорее всего при строительстве дома под спальню не предназначалась. Обстановка была столь же скромной, как и в гостиной, и при бо́льших размерах комната казалась недостаточной. Даже массивная кровать с балдахином выглядела чуть меньше, чем была в самом деле. Единственными по-настоящему дорогими вещами здесь были шелковое постельное белье, одеяла и сам балдахин на кровати. Все новое.

Вблизи кровати стоял письменный стол на двух тумбах. Было еще кресло и несколько стульев, но и они грудились поблизости от кровати, и все углы комнаты оставались пустыми.

Освещение было электрическим, но на стенах сохранились газовые рожки.

Из трех широких окон два выходили на фасадную сторону, откуда и проник преступник.

– Антон Петрович, вы когда уходили от графа, окна были закрыты? – спросила я, выглядывая наружу.

– В точности не скажу. Хотя нет, скажу. Сами окна были закрыты, это я в точности припомнил. Я ведь хотел задернуть портьеры, но граф сказал, что раз стоит такая приятная и совершенно не английская погода, то ему, пожалуй, будет приятно, если его разбудят солнечные лучи.

– А разве окна выходят на восток? – спросила я.