– Ну уж нет! – возразил против такого поворота Владимир. – А самое интересное? Как вы получили приглашение от этого негодяя? Как вас привезли в тот дом? О чем шел столь долгий разговор, что успели подъехать и комиссар с помощником, а все мы извелись и уже готовы были кинуться на штурм.
– Во-первых, комиссар Лагранж очень умен и не дал бы вам шуметь раньше времени. Он понял, что раз мы сами туда приехали в добровольном порядке, значит, знаем, как вести разговор, и желаем получить нужные всем нам сведения. Во-вторых, я ему намекнула. Ну, сказала кое-что при прощании так, что сразу он вряд ли это понял, но потом мог догадаться.
– Ох, Дарья Владимировна! Неужели вы думаете, что мы сможем догадаться?
– Вы думаете, что я тяну время? Нисколечко. Я скорее смущаюсь это сказать, потому что сейчас это кажется глупым.
– Да уж говорите, просим вас.
– Ну вот, теперь вы подумаете, что я кокетничала. – Я, кажется, и в самом деле была смущена, хоть и не слишком понимала отчего. – Расставаясь с комиссаром, я сказала, что счастлива была познакомиться с таким приятным мужчиной и замечательным полицейским. И что теперь точно буду знать, как только мне понадобится помощь, мне достаточно крикнуть: «Полиция, на помощь!»
– Ясно, – кивнул Владимир. – Комиссар хоть и очень нервничал, но не давал никому ничего предпринимать. Ждал вашего знака! Он действительно понял, что вы явились туда не просто так и что без вашего зова на помощь нельзя вмешиваться. Но когда раздался звон разбитого в окне стекла, он натурально перепугался.
– И тут мы услышали ваш голос! Право, Дарья Владимировна, этак спокойно на помощь не зовут! – сделал мне замечание Михаил.
– Так я вас хотела успокоить, подумала, если буду кричать спокойно…
– Вообще-то, мы очень надеялись, что на помощь станет звать Умник, – засмеялся Петя. – Но он потерял дар речи задолго до того, как стукнулся о подоконник.
– Э-э-э… Ну не били же вы его? Тогда как сумели довести до такого состояния?
– Просто когда он рассказал нам все, что мы желали услышать, он решил, что и мы станем ему все рассказывать. А Даша заявила ему, что передумала. Он схватил револьвер и стал нажимать на курок. Да только без толку.
– Тут всякий бы онемел, – согласился Владимир.
– Ну да. Особенно с учетом того, что его гигант-телохранитель вдруг принялся выплясывать странный танец. Умник же не мог видеть, что у него в штанах сидит Анри со всеми своими неимоверно остренькими зубками! Пришлось мне разбить окно, чтобы не возиться, открывая его, а Даше пришлось звать на помощь!
– А мы за вас жутко боялись, – сказал Михаил и даже зябко передернул плечами. – Правда, когда двое бандитов вышли на крыльцо, мы все немного успокоились. Нам было известно, ведь наблюдение выставили загодя, что в доме должно быть четверо бандитов. Так что против вас оставалось всего двое, для вас это пустяки.
– Кстати, они сами ушли или вы их сумели выдворить? – спросил дон Мигель.
– Нам было важно добиться от Умника признания в убийстве графа, чтобы иметь возможность свидетельствовать против него в суде, если это понадобится, конечно. Он сделал это спокойно, потому что не намеревался нас отпускать и оттого что верил: мы обещали ему рассказать, где же спрятано то, что ему так сильно нужно. Но мы рассказывать при посторонних отказались, и Умник спровадил двоих своих бандитов куда подальше. Ведь у него оставался еще глухонемой, а уж вдвоем с нами справиться ему не должно было составить труда.
– Как же жестоко он ошибся! – вновь рассмеялся Владимир. – Боюсь, что от него полиции и сегодня немного толку, ведь вчера он валялся совершенно неподвижно.
– И не только он!
– А немой вообще не скоро придет в себя после переживаний!
– Господа! Вы нас сейчас так захвалите, что мы станем задирать носы.
Приглашение на ужин на борту шхуны комиссара и его помощника с супругами было для меня и для Пети полной неожиданностью.
Дон Мигель это заметил и счел необходимым объясниться.
– Перед французским законом я чист, как те стеклышки, из которых изготовлено похищенное мною ожерелье. И мануфактура, мною закупленная и погруженная на борт, совершенно законна. Я, правда, не решил еще провозить ее в Испанию через таможню или поступить как обычно, но комиссара Лагранжа это ни с какой стороны не задевает. А вот то, что мы вчера вместе под пулями были, для нас обоих важно. Ну и как мне было поступить?
– Дон Мигель, не станем скрывать, если поначалу, пока мы не узнали вас лучше, вы казались нам не слишком благородным человеком, то сейчас мы свое мнение круто изменили. И любой ваш поступок считаем разумным. Единственное, что могу сказать помимо этого… если вы вдруг окажетесь в тюрьме – ведь такое исключить нельзя? – мы будем очень о вас переживать.
– Обещаю не попадаться! – шутливо сказал дон Мигель. – А если сказать серьезно, то знаете, что вчера на меня произвело самое сильное впечатление?
– Не знаю. Но уж наверное не перестрелка!
– То, что этот ваш прославленный карманник Дюпон решил поступить на службу в полицию!
– Ох! Кто же его возьмет?
– Может, и возьмут. Комиссар сказал, что парнишка он толковый и его опыт, ежели развернуть этот опыт и познания в нужном направлении, могут быть очень полезны. Но как правильно подступиться к этому вопросу, он пока не придумал. Более всего, вернее, он сам сказал, что это единственное, что его смущает, так это, что Дюпон ни при каких раскладах не станет ловить или выдавать своих бывших дружков.
– А с другой стороны, он очень даже неплохо и именно с их помощью станет отлавливать тех, кто по-настоящему опасен. Хотя для полицейского это, конечно же, очень неправильно – к одним преступникам одно отношение, к другим – другое.
– Придется комиссару принять к себе сразу всех мелких воришек и жуликов! – пошутил Петя. – Я другого выхода не вижу.
Прогулка вдоль живописного Лазурного Берега доставила всем несказанное удовольствие. Поначалу я очень боялась разоблачения наших подвигов перед дедушкой, перед маменькой и Александром Сергеевичем, потому что месье Людовик между делом шепнул мне, что придумал способ, как нас наказать за обман, за самовольное вмешательство в дела полиции, за то, что мы подвергали себя и других ненужной опасности… в общем, грехов за нами числилось множество, про некоторые мы даже и не подумали. Сказал все это комиссар, глядя в сторону моей маменьки, и намек этот был очень прозрачным.
Но тут его отвлекли. Он некоторое время беседовал с Михаилом и Владимиром. Потом выяснилось, что Генрих Наваррский умеет не только сражаться с бандитами и пить вино из рюмки, но способен показывать забавные трюки.
– А отчего его назвали в честь Генриха IV? – поинтересовалась маменька.
– Прошу простить, но… скажем, будь мы с ним испанцами, как наш гостеприимный хозяин, я бы, пожалуй, назвал его Доном Жуаном.