Очень подтянутый, словно военный с хорошей выправкой, вошел Уэнстон. Он вежливо поклонился Делле Стрит, пожал руку Мейсону.
– Возникло некоторое затруднение, – предварил он беседу. – Эта девица – самозванка. Я дазе отказался выслусать ее. Я хосю, стобы вы снасала с ней поговорили. Не хосю вести ее к самому до того, как вы с ней побеседуете. А после этого узе не надо будет. Вы мозете взять ее как мосенницу.
– Что же заставляет вас думать, что она самозванка, если вы не разговаривали с ней? – спросил Мейсон.
– Не знаю, – ответил Уэнстон. – Интуиция подсказывает. Она не похоза на настоясюю. Сто-то мосеннисеское во всем ее облике.
– И вы хотите, чтобы я поговорил с ней? – спросил Мейсон.
– Я хосю, стобы вы засыпали ее вопросами, показали бы сто посем.
– А не лучше было бы сделать это в присутствии мистера Карра?
– Нет. Больсинство данных мне известно самому. Интересно, будет ли она говорить правду. Если нет, то я дазе ее близко не подпусю к Карру.
– Так вы хотите, чтобы я засыпал ее вопросами? – переспросил Мейсон.
Уэнстон кивнул.
– Ну, давайте посмотрим вместе, – сказал Мейсон, – что она собой представляет.
Дорис Уикфорд прошла в кабинет следом за Деллой Стрит. На вид, как показалось Мейсону, ей можно было дать лет двадцать семь – тридцать. Темные волосы, темные тонкие брови, длинные ресницы, серые глаза, бледная кожа в сочетании с подчеркнуто бесстрастным выражением неподвижности на лице придавали ей какой-то особенно независимый вид.
– Добрый день, – поздоровалась женщина. – Вы – мистер Мейсон, не так ли?
Она подошла к нему, подала руку. Ее глаза изучающе остановились на Мейсоне.
– Наверное, – высказала она предположение, – мистер Уэнстон уже успел доложить вам, что я – самозванка.
Мейсон рассмеялся.
– Я попросил его, – гордо заявил Уэнстон, – засыпать вас вопросами.
– Я так и знала, – улыбнулась Дорис. – Но причина, из-за которой я не раскрывала мистеру Уэнстону подробностей, заключается в том, что мне не хотелось снова и снова вдаваться в них. Я бы даже сказала вам, мистер Мейсон, что знаю – мистер Уэнстон не тот человек, кто давал объявление в газету: он, во-первых, слишком молод, чтобы быть партнером моего отца в тысяча девятьсот двадцатом году. Мне известны люди, с которыми отец имел деловые отношения. Один из них – его зовут Карр, и полагаю, он-то и есть тот, по чьей инициативе это объявление было опубликовано. Я сразу же задала по этому поводу мистеру Уэнстону вопрос, но он отказался отвечать. Я спросила его также, не доводится ли он родственником некоему мистеру Карру, может быть, состоит у него на службе. Но и на это он ответил, что об этом разговор еще впереди, когда мы встретимся у вас в кабинете. Мне кажется, если мистеру Карру и в самом деле небезразлично все это, то почему бы нам с ним не повидаться с глазу на глаз и не решить этот вопрос так или иначе?
Уэнстон покачал головой:
– Я не буду подвергать его напрязению из-за такого интервью, пока не удостоверюсь, сто оно оправданно. Вы меня, мисс, долзны в этом убедить, презде сем вообсе когда-либо увидите его.
– Какие доказательства вам нужны? – Мисс Уикфорд смерила взглядом Уэнстона с головы до ног, что могло показаться по меньшей мере недружелюбным.
– Мне нузно много доказательств.
– Хорошо, пожалуйста, – с воодушевлением откликнулась мисс Уикфорд, пододвигая стул и раскрывая сумочку, которую держала под мышкой.
– Назовите имя васего отца, – потребовал Уэнстон, многозначительно посмотрев на Мейсона. – Это мозет сэкономить нам время.
– Его фамилия была Уикфорд, – ответила женщина с выражением брезгливости. – У него в свое время были неприятности с кредиторами, поэтому он уехал на Восток. Будучи в Шанхае, он взял себе фамилию Такер.
– У него было довольно необысное имя, – нахмурившись и изучая ее, сказал Уэнстон. – Возмозно, вы сказете какое.
– Скажу! – ответила мисс Уикфорд. – И даже объясню, как он его себе взял. Имя его было Доу, это сокращение, состоящее из инициалов моего полного имени – Дорис Октавия Уикфорд. Мою мать звали Октавия, и, когда моему отцу потребовалось новое имя, он составил его из моих инициалов – Д-О-У.
Уэнстону до этого момента удавалось сохранять на лице маску бесстрастия.
– Сто есе? – с раздражением спросил он. – У вас есть какое-нибудь веское доказательство, стобы подтвердить сказанное?
Она вытащила из сумочки довольно потрепанный конверт с китайской маркой и почтовым штемпелем.
– Это письмо, – сказала она, – было отправлено из Шанхая восьмого января 1921 года.
Уэнстон и Мейсон одновременно придвинулись, чтобы рассмотреть конверт вблизи. Уэнстон же протянул было к нему руку, но Дорис тотчас оттолкнула ее ловким движением.
– Но-но, – угрожающе предупредила она, – не шалить! Посмотрите, и все!
– Это вас отец писал? – спросил Уэнстон.
– Совершенно верно, а вот здесь, на конверте, видите, адресат: имя – Дорис О. Уикфорд.
– Обратный адрес, – прочитал Мейсон, – в верхнем левом углу: «от Джорджа А. Уикфорда в Шанхае».
– Совершенно верно. Это было его настоящее имя. А вот фотокопия его брачного свидетельства, когда он женился на моей матери – в сентябре 1912 года. А вот копия моего свидетельства о рождении – ноябрь 1913 года. Обратите внимание, мою мать звали Октавия, а я была наречена при крещении Дорис Октавия Уикфорд.
Мейсон внимательно рассматривал обе фотокопии документов, потом поднял глаза и увидел растерянного Уэнстона.
– А теперь, – сказала Дорис Уикфорд, – я зачитаю вам выдержки из этого письма. Мне ведь, заметьте, было в то время восемь лет, и он писал его, как и всякий другой отец писал бы своему ребенку в таком возрасте.
Она достала из конверта несколько сложенных вчетверо листов бумаги. Она была тонкая, полупрозрачная, как пергамент, типичная для китайского производства, и на ней текст простым карандашом.
– «Дорогая доченька! – читала Дорис. – Прошло уже, кажется, много времени с тех пор, как твой папочка видел тебя. Очень по тебе скучаю и надеюсь, что ты ведешь себя хорошо. Не знаю пока, когда папочка сможет вернуться к тебе, но думаю, что это произойдет в скором времени. Здесь я занимаюсь прибыльным делом и надеюсь вернуться и рассчитаться со всеми своими долгами. Ты должна помнить, что не надо никому говорить, где твой папа, потому что некоторые дяди, доставлявшие мне немало неприятностей, попытаются не дать мне скопить достаточно денег, чтобы рассчитаться со всеми. Если они оставят меня в покое, хотя бы ненадолго, то я не только смогу все отдать, но у меня еще останутся кое-какие деньги. И тогда я вернусь к тебе, и мы долго не будем расставаться. Ты сможешь иметь красивые платья, мы купим тебе пони, если ты еще этого не расхотела». – Она подняла голову и сказала: – Я написала ему, что хочу пони в подарок на Рождество.