«Последней каплей» для Гучкова стала обличительная статья богослова и журналиста Новоселова. В ней автор клеймил Распутина: «Негодующие слова невольно вырываются из груди православных русских людей по адресу… гнусного растлителя душ и телес человеческих, Григория Распутина… « Он задавал вопрос Святейшему Синоду: как долго можно терпеть «эротомана… хлыста… шарлатана… эту уголовную комедию, жертвами которой стали многие, чьи письма находятся в моих руках… «
МИСТИЧЕСКОЕ РАСПУТСТВО
Как бы в приложение к статье, Новоселов переслал Гучкову и свою брошюру «Распутин и мистическое распутство». В ней были напечатаны его прежние статьи против Распутина, а также некая «Исповедь N».
В анонимном авторе «Исповеди» все, знавшие Распутина, легко могли узнать несчастную Берладскую, которая всего несколько лет назад рассказывала следователям Тобольской консистории, как Распутин «поддержал ее духовно», как «буквально спас после самоубийства мужа». Теперь Берладская излагала совсем иную историю…
Драма этой несчастной женщины началась, когда она узнала об измене мужа. Она тотчас ушла от него, забрала детей и «затеяла дело о разводе». Муж покончил с собой. Она обвиняла себя в его смерти, не хотела жить… Но вскоре «одна знакомая в разговоре предложила мне познакомиться с одним мужичком, который очень успокаивает душу и говорит сокровенное».
Распутин помог ей выйти из депрессии, познакомил со своими «ученицами». Они «укрепили убеждение в его святости… Я старалась подчиняться во всем, и когда в душе восставало: „не надо“, „не хочется“, или тяжесть была „к исполнению послушаний“: душа во многом не шла, — то я борола все это, настаивая, что не понимаю, что все это ново, и что слова его — святой закон, и не мне рассуждать»…
А потом начались его ласки… «Ласки его меня иногда тяготили — бесконечные прижимания и поцелуи, с желанием поцелуя в губы. Я скорее в них видела опыт терпения и радовалась концу их».
Она поехала в Покровское с маленьким сыном. «Ехали: Григорий, одна сестра, я и сын. Вечером, когда все легли… (Господи, что Вы должны услышать!), он слез с своего места и лег со мною рядом, начиная сильно ласкать, целовать и говорить самые влюбленные слова и спрашивать: „Пойдешь за меня замуж?“ Я отвечала: „Если это надо“. Я была вся в его власти, верила в спасение души только через него, в чем бы это ни выразилось. На все на это: поцелуи, слова, страстные взгляды, на все я смотрела, как на испытание чистоты моей любви к нему, и вспоминала слова его ученицы о смутном испытании, очень тяжком. (Господи, помоги!) Вдруг он предлагает мне соблазниться в грешной любви… Я была уверена, что это он испытывает, а сам чист… (Господи, помоги написать все!) Он заставил меня приготовиться… и начал совершать, что мужу возможно… имея надо мною насилие, лаская, целуя, и тому подобное… заставляя меня лежать и не противиться. О, святой владыко!»
После чего Берладская излагает удивительные взгляды Распутина на «грех», которые он пытался ей объяснить. О них мы поговорим далее, когда наконец перейдем к его главной тайне — к его учению…
Получив статью и брошюру, Гучков разыграл все, как по нотам. Статья Новоселова была напечатана в газете «Голос Москвы». А поскольку премьер Коковцов и министр Макаров уже не раз выслушивали недовольные речи царя по поводу статей о Распутине, в редакции газеты устроили обыск. Тираж номера со статьей Новоселова и найденные экземпляры его брошюры были конфискованы.
Теперь Гучков мог начать действовать. Он обратился к Думе.
ВОССТАНИЕ ДУМЦЕВ
Узнав о конфискованных изданиях, обличавших в разврате фаворита-мужика, Дума дружно возмутилась. И тогда к восторгу депутатов Гучков предложил внести «спешный запрос в правительство о незаконности требований к прессе не печатать статьи по поводу Распутина». Предложение было принято невиданным большинством (против подан всего один голос — Распутин впервые объединил Думу, ненавидящих друг друга правых и левых).
В принятом запросе цитировалась… вся запрещенная статья! И теперь царь должен был получить в виде думского документа самые ужасные обвинения против человека, любимого его Семьей.
Как отнеслась царица к этой публикации? Это был уже второй рассказ бывшей верной последовательницы Распутина о грешных подвигах «Божьего человека». Сначала Вишнякова, теперь Берладская… Неужели она по-прежнему не верила? Или… знала нечто такое, что объясняло ей происшедшее совсем иначе?
Материалы Новоселова, несмотря на конфискацию, разошлись по обеим столицам в рукописных копиях и в уцелевших экземплярах — как всегда в России. Как вспоминал потом Родзянко, их продавали за баснословные деньги.
После запроса Гучкова начался поистине девятый вал газетных публикаций о «старце». В виде протеста против «незаконного удушения» вся российская пресса стала описывать похождения «Нашего Друга» — часто вымышленные. Цензура конфисковывала номера, издатели с удовольствием платили штрафы, читатели охотились за запрещенными газетами, тиражи росли.
Имя Распутина стало нарицательным.
Из дневника великой княгини Ксении: «25 января… Чем все это кончится? Ужас… „ Из дневника генеральши Богданович: „18 февраля 1912г. Более позорного времени не приходилось переживать. Управляет теперь Россией не царь, а проходимец Распутин… Распутин жаловался, что пресса на него нападает, что он готов уехать, но нужен тут „своим“. Под «своими“ он подразумевает царскую семью… « «22 февраля… Весь Петербург взбудоражен тем, что творит в Царском Селе этот Распутин. У царицы, увы, этот человек может все!!!“
«НЕ ДЕЛАЙТЕ ЕМУ СЛИШКОМ БОЛЬНО… «
Вновь избранный председателем Государственной Думы Родзянко верил, что запрос Гучкова поставил царя перед необходимостью решить вопрос о Распутине. И начал заранее готовиться к высочайшей аудиенции. Однако прежде ему пришлось побеседовать с вдовствующей императрицей. Прочитав газеты, она пришла в ужас — и позвала Родзянко…
Его ввели в маленький кабинет Марии Федоровны, и она сразу спросила о запросе Гучкова. Родзянко описывает в своих воспоминаниях, как он объяснял, что запрос должен «успокоить умы… так как толки о Распутине зашли в обществе слишком далеко»… Но вдова Александра III уже поняла: Распутин — это опаснейший рычаг, при помощи которого можно опрокинуть великую империю… (Впоследствии Керенский сформулирует: «Без Распутина не было бы Ленина». ) Родзянко долго рассказывал о беспутствах «Нашего Друга»… Она слушала молча и только в самом конце вдруг сказала: «Я слышала, вы намерены говорить об этом с Государем. Не делайте этого. Он слишком чист душой, чтобы поверить во зло».
Она знала характер сына. Когда на Николая давили, он становился бесконечно упрям и вспоминал, что он самодержец — он, у которого уже не было возможности им быть. Ибо единственный, кто мог защитить его от безумных говорунов из Думы — Столыпин — был мертв…
Прощаясь, вдовствующая императрица попросила «этого славного толстяка», так мало понимавшего ее сына: «Не делайте ему слишком больно… «
13 февраля Мария Федоровна вызвала к себе премьера. «Разговор, который длился полтора часа, — записал Коковцов, — был целиком посвящен Распутину». После чего она отправилась к Ники и Аликс.