Ира исподлобья смотрела на мать и тоскливо думала: «Замолчишь ты когда-нибудь или нет?»
Не вслушиваясь, она лишь привычно наблюдала, как шевелились материнские губы, и на скулах вспыхивали некрасивые красные пятна. Мама, нервничая, всегда так краснела.
Время от времени до сознания девочки все же пробивались некоторые слова, и она раздраженно морщилась. Ира тысячи раз их слышала. А может быть — сотни тысяч раз. Они давно потеряли всякий смысл, шум дождя за окном говорил Ире гораздо больше.
Резкие порывы ветра сгибали в дугу старую березу у дома, а звонкие частые удары капель по стеклу однозначно давали понять — на улицу не сбежать. И не потому, что боится промокнуть, просто родители из дома не выпустят. Воскресенье погублено — это ясно.
Мама повысила голос, Ира настороженно покосилась на отца. Хорошо, он пока помалкивал, делал вид, что смотрит футбол. Но Ира прекрасно видела — уши у папы красные, он еле сдерживается.
Ира с трудом удержала тяжелый вздох: и что уж такого страшного она сделала? Подумаешь, прогуляла вчера школу. Первый раз после Нового года. Бродила с Таней по магазинам, присматривала платье на выпускной вечер, все-таки вот-вот закончит девятый класс. Меньше двух месяцев осталось.
Нет, что за нудные у нее родители?! Одно и то же, одно и то же. Из года в год, по сотню раз в неделю, как только мозоли на языках не натрут?
Учиться, учиться и учиться! Быть скромной, не гоняться за тряпками, не думать о мальчишках, все это она успеет.
Что еще?
О-о-о! Каждый час сегодня — вклад в будущую взрослую жизнь. Просто преступление не ценить собственное время! Вот окончит отлично школу, затем поступит в университет, окончит и его. Найдет работу по душе и тогда…
Тогда — они за нее спокойны. Тогда — свобода!
«Я не доживу, — мрачно думала Ира. — И потом — на кой черт мне через столько лет тряпки? Или мальчишки. Окончу институт, сколько мне будет? Двадцать? Нет, больше. Кажется, двадцать два – двадцать три. Кошмар, на третий десяток пойдет! Старуха почти. Самое время очаровывать Сережку Стрепетова…»
Ира снова бросила быстрый взгляд на папу и зябко поежилась: вот уж кто ее за человека не считает. Так, за никчемное существо, осложняющее им с мамой жизнь. Ни на что не способное. Ни на что не годное. Пустое и жалкое.
Но это же неправда!
Наконец мама выдохлась и сурово посмотрела на провинившуюся дочь. Ира поспешно пробормотала:
—Не сердись, ма, я все поняла.
—Поняла она, — раздраженно хмыкнул в своем кресле папа. — В который раз ты это говоришь?
Ира пожала плечами. Мама с досадой воскликнула:
—Ну что, что тебе понадобилось в тех магазинах? У тебя ведь все есть!
Это мама зря сказала. Ира, заставлявшая себя держаться в рамках, вспыхнула словно порох. Она даже про папу забыла. И про то, что при нем нужно сдерживаться.
Покраснела, отбросила со лба густую светлую челку и закричала:
—Что у меня есть? Что?!
Мать с отцом переглянулись. Ира нервно одернула длинный джемпер.
—Эти полудетские тряпочки?! Такие лишь в пятом классе носят!
Мама поспешно отвернулась, пряча улыбку. Зато Ира едва не всхлипнула от обиды. Сморгнула невольные слезы и прошептала:
—Вы мне даже краситься толком не разрешаете. Только тушь и тени, да чтоб незаметно, а помаду уже нельзя.
—Ты еще ребенок…
—Я — ребенок?! — возмущенно перебила маму Ира. — Да мне через три недели пятнадцать исполнится!
—Преклонный возраст, — язвительно заметил папа.
—В прошлом веке в пятнадцать уже рожали!
—Дурное дело — не хитрое.
—А Шекспир?!
—При чем тут Шекспир? — вяло удивилась мама.
—Про Джульетту забыла? Ей всего четырнадцать было, когда она влюбилась! Классика, между прочим!
Папа захохотал. Мама растерянно пробормотала:
—Но при чем тут магазины?
—При том! Хочешь знать, что я там присматривала?
—Ну…
—Платье на выпускной вечер, вот! И не какую-нибудь скромную тряпочку для тринадцатилетних, а настоящее! Понимаешь — настоящее!
Папа выключил телевизор. Небрежно отбросил в сторону пульт и с нехорошим интересом спросил:
—Настоящее — это как?
—Так! — вызывающе крикнула дочь. — С открытой спиной и плечами! С двумя разрезами вдоль бедер! Алое-алое и тоненькое-тоненькое… — Ира задохнулась от волнения и жалко пролепетала: — Оно мне ужасно идет, я померила!
Мама всплеснула руками и беспомощно посмотрела на мужа. Он какое-то время внимательно рассматривал раскрасневшуюся девочку, потом с насмешкой бросил:
—И кто тебе его купит? Алое-преалое? Без плеч и с разрезами?
Ира приложила ладони к пылающим щекам. И удивленно протянула:
—Вы с мамой, кто еще? На день рождения. Честное слово, других подарков не нужно, только это платье. Оно не очень дорогое.
—Судя по твоим словам, оно не для школьницы, — угрюмо возразила мама.
—Я и не собираюсь надевать его на уроки! Только на выпускной или на дискотеки!
—Но Ириша…
—Да что ты с ней говоришь? — неожиданно вскипел папа. — Это же бесполезно!
Мама грустно посмотрела на дочь и вышла из комнаты. А папа остановился перед девочкой и холодно сказал:
—Если хочешь в подарок платье, поищи что-нибудь приличнее. Пока учишься в школе, и мы с матерью тебя одеваем, даже речи не может быть о подобных тряпках.
Ира удрученно молчала: опять она сорвалась. И так глупо. Знала ведь — не поймут. Только разозлятся. Папа вон снова смотрит на нее, как на тлю какую. Наверняка считает: у дочери в голове одни тряпки. И мальчики. Или действительно так?
Вот уж нет!
Папа смерил Иру насмешливым взглядом:
—Тоже мне — Джульетта!
* * *
Из дома Ира все же выбралась. Правда, уже после обеда, когда прекратился дождь, да и безобразный утренний скандал немного забылся.
Девочка негодующе хмыкнула: мама потом полчаса разъясняла, насколько она, Ира, не права. Мол, радоваться должна, что еще ребенок, и все ее основные проблемы решаются родителями. И незачем спешить взрослеть, всему свое время. Да и папу расстраивать не стоит, он очень ее любит. Единственная дочь, папа так о ней мечтал, так радовался, когда она родилась…
Любит, как же! Ира пнула брошенную кем-то на тротуар банку из-под пива. И поморщилась от противного дребезжащего звука.