— Дождь и солнце, — туманно пояснил фронтмен «На краю».
— И? — не поняла я его слов, чувствуя, как слипаются глаза.
— Должно быть одно из двух. Или солнце. Или дождь.
— В смысле? — терпеливо переспросила я.
— Только одно, — видимо, Кей решил, что сестра таланта, та самая краткость, украсит его речь. Но он очень ошибался — я вообще потеряла смысл его слов.
Тут он засмеялся. Наверное, он все же легкими наркотическими веществами балуется, не брезгует. Надо бы ему сказать, что наркотики плохо сказываются на внешнем виде, — мигом перестанет их пробовать.
— Детка? — позвал меня Кей тем временем.
— М?
— Почему молчишь? — наверное, он очень хотел поговорить.
— Я засыпаю, — сонно пробормотала я, и голова моя качнулась вправо с явным намерением упасть на руку, лежащую на столике, где стоял телефонный аппарат.
— Если бы была со мной, я бы взял тебя на руки, обнял, прижал к себе, и ты заснула бы крепко-крепко, — задумчивым и, как мне показалось, нежным тоном произнес солист известной группы. — Со мной.
— Что? — мигом расхотелось мне спать.
— Я гладил бы тебя по волосам, глядя, как ты спишь. А сам бы, наверное, заснуть не смог. Знаешь, когда ты рядом — во мне просыпается странное желание.
— Какое еще желание? — поежилась я, потому что понятия не имела, какие там желания спрятаны в платиновой голове Кея, вернее, в ее немногочисленных извилинах, большинство из которых задействовано в самом главном умственном процессе Кея — повышении ЧСД. Так и представилась мне извилина в виде полноводной реки, на которой стоит огромная ГЭС, активно перерабатывающая воду в энергию для роста чувства собственного достоинства Кеечки. А желания эти наверняка проходят под цензурой «Детям до четырнадцати/шестнадцати/восемнадцати запрещено» Я даже закашлялась слегка, и без того напуганная странными метаморфозами звездного парня. Нет, на просто травку это не похоже. Вероятно, наркотик потяжелее. А что у нас потяжелее Мэри Джейн? [21] Порошки, амфетамины? Даже думать об этом не хочу!
— Какое желание? — задумчивым тоном переспросил Кей, а его ответ меня почему-то нереально обрадовал. — Защищать. Быть рядом. Но по идее должно быть совершенно другое желание: обладать.
Я отодвинула трубку от лица подальше, чтобы музыкант не слышал мои сдавленные смешки. Но я весьма быстро справилась с собой.
— Ты это о чем? — спросила я не своим голосом. Вот и пойми после этого этих мужчин — днем целовался с одной, в лесочке с ней уединялся, непонятно что с ней делал, а теперь мне такие вещи говорит! У меня даже слегка щеки покраснели. Не знаю почему, но это приятно слышать!
Не отвечая на мой вопрос, Кей продолжал задумчиво:
— Наверное, ты сейчас похожа на котенка, которого разбудил злой хозяин, чтобы с ним поиграть.
— Да нет, — растерянно произнесла я. — Я на человека похожа…
— А мне кажется, что все-таки на котенка.
— Почему ты мне сейчас это все говоришь? — добавить фразу о том, что я предполагаю, будто он, Кей, находится под влиянием психотропных веществ, я не успела, потому что меня, как и всегда, перебили.
— Я просто озвучиваю твои мечты относительно меня, — омерзительно расхохотался Кей. — Ничего больше. А ты там уже себе напридумала, да? Ты ведь хочешь, чтобы… чтобы я был рядом и держал тебя на руках, защищая от всех и вся, и любил? Ты ведь поверила мне?
— Козел.
— О да, ты, наконец, разозлилась, хорошая девочка Катя?
Да! Ты же сволочь натуральная, а не человек! Да как так можно над девушками издеваться? Подумать только, чуть ли не в любви тут признавался, видите ли, ему меня защищать захотелось, а теперь, оказывается, это он так изощренно надо мной поиздевался. Вот урод! Я правда поверила!
— Нет. Не разозлилась. Это все, что ты хотел сообщить мне в четыре утра? — холодным тоном спросила я, но на самом деле голос мой звучал довольно жалко.
— Отнюдь, детка. Я хотел предупредить тебя насчет нашей встречи в понедельник. Не придешь — сама знаешь, что будет.
— Что будет? — после сна я была не слишком сообразительной.
— Твоя подруга на тебя обидится, — многообещающим тоном поведал высокомерный выскочка. — И ты знаешь почему, — при этом он довольно заржал.
Так и вижу его красивое и довольное личико в обрамлении белых волос, на котором растянута довольная лыба. Не спится придурку — вот и названивает всем подряд. Кстати, где он вообще мой номер-то взял? Как-то я этим вопросом раньше не задавалась. Хотя… наверное, Нинка дала. Да мало ли где. Вообще не понимаю этого болвана-суперзвезду.
— Хорош-ш-шо, как скаж-ж-жеш-ш-шь, — старательно скопировала я шипящую змею, готовую к атаке, — я приду-у-у.
— Что у тебя с дикцией? — не проявил должной чуткости парень. — Не шепелявь. Ладно, киска, — придумал он новый вариант того, как можно обозвать девушку Катю, — пока. Иди спи. И может быть, я тебе приснюсь. Если будешь хорошо себя вести и поцелуешь мою фотку, которую ты, конечно, хранишь у себя под подушкой.
— Чтобы тебя черти слопали, — сказала я трубке, в которой уже слышались частые гудки.
Вот же самомнение у человека. Мне приснится кто-нибудь получше, Антон, к примеру.
Не успела я лечь в постель, как опять раздался звонок.
— Алло? — устало я подняла трубку. — Что еще?
— Повежливее, детка, — услышала я вновь голос Кея, — завтра надень юбочку покороче, что ли. И кофточку прозрачную или открытую, окей? Хочу видеть тебя милой. Ты ведь хочешь вызывать во мне желание, правда?
Вот же скотина. Я стиснула крепко зубы и сомкнула пальцы в кулак, представляя, что хватаю вовсе не воздух, а шею этого куренка с амбициями второго Наполеона.
— Надену, — мрачно пообещала я, жалея, что у меня нет чадры. Вот в ней бы я точно пришла. — Ради тебя, милый, я надену все, что скажешь.
— Тогда целую тебя, — поддразнивая меня, произнес Кей и как-то ехидно добавил, — Катюша. В носик.
— До свидания, Кейчик, — не стала я слушать его больше, потерла зачем-то нос и отправилась спать.
Спокойного сна мне, видимо, сегодня было не суждено получить. Часов в семь утра, когда мне снилось, будто брелок, подаренный Антошей, превратился в настоящее лакомство и я сейчас ем огромную конфету, телефон снова был атакован, и мне пришлось вновь вставать.
— Алло, — еще более хриплым со сна голосом сказала я трубке. Если бы я не хотела так сильно спать, то, наверное, почувствовала неладное, но, я как всегда, вновь показала себя потрясающей простофилей.
— Доброе утро, — раздался бархатный мужской голос, принадлежащий скорее всего человеку лет тридцати.